– Эй! Приходи в себя!
Мне не хочется идти в себя. Мне так хорошо в сером безвременьи, где нет ничего, даже Я. А главное – там нет мыслей. Но голос (не бывает таких звонких голосов) заставляет меня плавно перетечь в мысль о том, что я не хочу возвращаться… и я возвращаюсь.
Безвременье клочками серого тумана тает по углам (здесь есть углы? Ну да), и я, приоткрыв глаза, вижу, что кто-то создал солнечное утро. Оно льется в распахнутые окна, качает светлые занавески, сияет безоблачной синевой. Эта синева так же пронзительно-нереальна, как и услышанный мною голос.
Я смотрю на того, кто говорил. Это Бо-а-ни. Она стоит рядом с кроватью, смеется и будит меня своим любимым способом: льет из цветастого чайника воду – прямо мне на голову. Заметив, что я пришел в себя, Бо-а-ни улыбается еще шире; искристая струйка застывает в сантиметре от моего лба, помедлив, изгибается и начинает литься вверх. Она плавно обтекает люстру и нацеливается на открытое окно.
Бо-а-ни снова смеется.
– Я знаю, что ты не спишь. Не притворяйся.
– Не буду, – покладисто говорю я. Бо-а-ни надоедает чайник, и струйка рассеивается водяной пылью. Я сажусь на кровати, протираю глаза и зеваю, хотя в этом нет никакой необходимости, равно как и в утре за окном.
Но если у нас не останется этого, то не останется ничего.
Бо-а-ни стоит рядом, тонкая, легкая, и, склонив голову набок, наблюдает за мной с одной ей понятным интересом. У глаз лучатся ниточки-морщинки. Я шнурую старые кеды (они всегда старые, потому что мне так удобно) и поглядываю на девушку снизу вверх. Бо-а-ни размахивает чайником.
– Завтракать будешь?
– Угу, – я подхожу к окну, выглядываю. Мне хочется увидеть улицу – и я вижу ее. Такой, какой желаю. – Куда пойдем сегодня? К Дядюшке?
– Можно и к нему, – Бо-а-ни вся светится от сдерживаемого нетерпения, – послушай, Че…
Я молча смотрю на нее.
– Я нашла сон. По-настоящему сильный сон.
– Ты ходила туда? – задаю я глупый вопрос.
– Разумеется, – Бо-а-ни хмурится. – Че, ты не рад?
– Рад, – говорю я бесцветным голосом.
Бо-а-ни еще слишком недавно здесь. Она слишком порывиста, восторженна, слишком… жива. Или очень желает казаться такой. Еще не начала уставать от снов, воспринимает их, как потрясающее развлечение, а не как необходимость. Она устанет со временем, пока же – кто я такой, чтобы портить ей радость? Кто такой, чтобы сбрасывать ее маску? Почти настоящую маску. Почти можно поверить.
