Новый год в детском ожоговом центре – праздник специфический. Огонь не знает правил. Он делает свое дело напористо, сурово, невзирая на нежный возраст, праздничные даты или людские представления о справедливости.
Из узких щелок между повязками, скрывающими лицо, Витя смотрел на нее в упор, не моргая. В уголках глаз застыли бусинки усталых и испуганных слез. По стенам широкого тусклого коридора распластались другие маленькие обитатели ожогового центра. Они провожали глазами каталку, на которой лежал мальчик, целиком обмотанный белыми бинтами, застывший, словно мумия. Врачи бесконечно латали его тело, чтобы собрать хотя бы подобие черненького глазастого пятиклассника Вити, с ямочками на лице и шустрыми ногами.
Пятая пересадка кожи за два месяца. Теперь на лице. Искать доноров становилось все сложнее.
– Геля, – едва выдохнул мальчик и слегка пошевелил рукой. Ангелина накрыла культю теплой ладонью, молчаливо следуя за каталкой по коридору, и наклонилась к отверстию для губ. – Я его простил.
Он всегда говорил это перед операцией.
Она отвела глаза.
Отец Вити в пьяном угаре поджег дом и оставил сына в огне. Где сейчас родитель, было неизвестно; мальчик надолго поселился в больничной палате напротив сестринской подсобки.
Двери операционной захлопнулись, и в общем просторном зале с высокими потолками повисла осязаемая мрачная тишина. Было позднее утро, но в отделение почти не проникало солнце.
По обеим сторонам комнаты стояли желтые покатые скамейки с черными железными ногами, на которые потихоньку, пятясь из коридора, заползали малыши. В углу примостился низкий длинный столик с разбросанным конструктором. У окна пригорюнился стеллаж с небольшой библиотекой детских книг. Из палат сочился приглушенный свет, были слышны стоны и детские взвизги, а нянечка развозила полдник на громоздкой лязгающей тележке.
И, совершенно чужая в этом мире, наполненном слезами и нашатырем, в центре зала вдруг вырастала зеленая великанша, пушистая, как гигантский длинношерстный кот, красавица-елка. Она распахнула могучие ветки и будто бы слегка присела, делая реверанс больным детям и упорным врачам, снова и снова спасающим их жизни. Щедро распыляя лесные ароматы с нотами трескучих заснеженных тропинок, елка всем своим видом заявляла о возможности чуда.