– Какие у них там преступники все сговорчивые.
Александр Волков тихо рассмеялся и устроил подушку удобнее под головой. И тут же добавил еще тише:
– Или дураки… Что встречается, но не часто.
– Са-а-а-ша! – возмущенным шепотом откликнулась жена со своей половины кровати. – Выключи телевизор! Щас по башке получишь!
– Да погоди ты! Хочу досмотреть.
– Что там смотреть, ну что там смотреть?!
Жена со вздохом заворочалась. Перекатилась с бока на спину. Уставилась на экран, сонно моргая.
– Что ты смотришь? – Она широко зевнула. – Тебе этого на работе не хватает?
– На работе так не бывает, детка. – Волков кисло улыбнулся экрану. – Так колоть, с такой легкостью, даже идиотов не получается.
– Да ладно! У тебя и не получается? Не верю! – Она повернулась к нему, пододвинулась ближе, положила руку ему на грудь, погладила. – Ты же у меня умнейший в городе сыщик, Волков. Все это знают. Начальство ценит, бандиты боятся. Ты авторитетный малый у меня, Волков.
И жена звонко приложилась губами к его плечу.
– Ага, авторитетный. – Он нашел ее ладошку, поцеловал. – Сейчас мой авторитет несколько поблек, дорогая.
– Чего это? – пробормотала она невнятно, она почти спала.
– Сейчас преступник стал таким изворотливым, таким изобретательным, что… Лично у меня мыслить, как он, не всегда получается. И это худо.
Жена не ответила. Она уснула.
– И это худо, – повторил для себя Волков, нащупал на прикроватной тумбочке пульт, выключил телевизор.
В спальне стало очень тихо. С улицы сквозь наглухо закрытые окна не проникало ни звука. Это было его требование. Спать он желал в абсолютной тишине. Звуки заполняли его жизнь с раннего утра. И раздражали.
Резкий визг микроволновой печи. Сердитое фырканье кофейной машины. Шум льющейся воды в душе. Громкое хлопанье дверей – семья просыпалась. Смех, крики детей. Возмущенные возгласы жены Анны, когда кто-то опаздывал. Потом они все уходили, и наступала относительная тишина. Если не считать звуков проснувшегося города за окнами, гудения лифта в подъезде, лая собак во дворе, то становилось относительно тихо.
И тогда Волков замирал. Сидел, не двигаясь. Смотрел на остывающий перед ним в тарелках завтрак. На недовольно ежившуюся молочную пенку в кофейной чашке. И не двигался. Он любил тишину. Она всегда бывала ему в помощь. Так легче думалось.