Вот и август заканчивается… Жаркий и по-московски пыльный… Не
то, что на Олимпе, где воздух как… Так, Ника, остановись! Сколько
уже можно вспоминать? Забыли и проехали. Нужно думать о будущем, а
не тонуть в болоте прошлого.
Подобные монологи я вела с собой все лето. Первый месяц было
очень тяжело: я плакала ночи напролет и ждала… Ждала, что Кей
все-таки придет ко мне и скажет, что случилось недоразумение, с
Герой он решил все вопросы, и мы наконец можем быть вместе. Он мне
мерещился везде: на детской площадке у дома, в вагоне метро, в
магазине, за стеклом проносящихся мимо автомобилей. Сердце екало и
замирало, когда я видела парней, одетых во все черное, или взгляд
натыкался на чей-то коротко стриженный светлый затылок… Потом же
разочарованно падало: нет, это не он. Снова не он.
К середине июля ожидание сменилось апатией и четким осознанием:
никто уже не придет. Теперь Кей появлялся только во снах, остальное
же время я отчаянно старалась не думать о нем. Даже запретила себе
вспоминать об Олимпе. Правда, последнее давалось не так уж легко,
поскольку мне постоянно названивали Пашка и Аямэ и то и дело
сводили разговоры к приближающемуся учебному году в Академии. Я
делала вид, что охотно поддерживаю тему, сама же боялась им
признаться, что больше не вернусь на Олимп.
– Ника, ты собираешься идти в университет? – заглянула в комнату
мама. – Если да, то я могу тебя подвезти. Только поторопись…
– Хорошо, мам. Собираюсь…– Я взяла со стола заявление о своем
восстановлении на пятый курс и еще раз перечитала.
Я переписывала его раз двадцать, не меньше, и столько же раз
рвала и выбрасывала в мусорку. Оказалось, решиться на возвращение в
свой бывший универ не так-то просто. В результате, я все
откладывала и откладывала этот момент, пока не вышли все мыслимые и
немыслимые сроки, и сегодня наступил последний день, когда еще
можно было подать это чертово заявление на восстановление.
– Надеюсь, ты, наконец, занесешь его, – хмуро произнесла мама,
заводя машину. – Иначе даже не представляю, что ты будешь делать.
Без образования, без диплома… И так год впустую прошел.
Мама намерено не упоминала Олимп и также избегала говорить о
нем, как и я. Правда, совсем по иным причинам: похоже, она до сих
пор боялась признаться самой себе, что Божественная Академия, в
которой дочь проучилась год, не плод ее больной фантазии.
