Вечер в кафе накануне Дня России. Ломанное, с жалобными надрывами, соло электрогитары. Дым от сигарет, танцующий в воздухе на террасе. Звучит блюз.
Безумцы мы, безумцы!
Калечим, убиваем, мучим.
А для чего? Никто и не ответит…
– раздаётся надтреснутый голос Максима – бородатого, взъерошенного мужика преклонных лет, расположившегося в уголке террасы. Максим одной рукой помахивает, а в другой держит стопку водки. Его декламация тонет в гуле и разговорах, но ему всё равно, и он с наслаждением выкрикивает поэтические строфы, смакуя слова и запивая их беленькой:
Мы лицемеры и невежды.
Живём лишь напоказ.
Заложники идеологий…
…За соседним столиком спорит парочка. Одутловатые личности – мужчина и женщина средних лет – дошли до той стадии, когда оба друг к другу охладели, но чтоб сохранить хоть слабую искорку в своих отношениях, препираются, как две блохастые дворняжки:
– Я уже много лет, Лера, терплю твою глупость…..
– Ага, обжимаясь с потаскушками! Какой терпеливый! – перебивает женщина своего спутника. Несмотря на растрепанный и неказистый вид, в ней ещё сохранилась сексуальность, привлекающая мужчин.
– Не обжимаюсь, а с наглостью тискаю их прелести и вот этими пальцами проникаю в их закрома… Что ты корчишься? Ты же это хотела услышать.
– Какой ты мерзкий!
– Ха! А ты-то сама невинная овечка! Вертишь задом перед Данилой! Он, бедный, при виде таких… сразу теряется. Даня сам мне признался. Мы же друзья, между нами нет тайн!
Лера истерически начинает смеяться. Сергей сконфуженно:
– Что ты ржёшь, как кобыла? Не позорь меня перед людьми!
– Тайн, значит, нет? А он тебе не рассказывал, как мы повеселились в ванной?
– Что?
– Да, когда он в последний раз заглянул к нам. Ты тогда здорово наклюкался и захрапел прям на полу в гостиной. А я, как примерная хозяйка, показала гостю дом, – закатив глаза, с наслаждением добавляет Валерия. – И в ванной он меня жестоко взял.
– Шлюшка! И ты после этого хочешь, чтобы я не ушёл от тебя?!
– Почему бы и нет?
Сергей поражён:
– Что?! После того, как ты призналась, что наставила мне рога?! Знаешь, я готов всё простить: твою глупость, наглость, твою… аморальность, но это, – и вместо слов показывает ей фигу.
