© Дмитрий Владимирович Никитин, 2016
© А. Мендингер, дизайн обложки, 2016
ISBN 978-5-4483-0960-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
«Когда мы говорим, в тексте наши слова заключаются в кавычки, – сказал Марк Таль, положив ногу на ногу и покачивая верхней из них, словно маятником. – То есть, если представить, что наша жизнь – это повествование, которое фиксируется письменно, то наши слова образовали бы в нем свое, отдельное пространство». «И что же?» – спросил Владислав Лисинский. – «Меня давно преследует мысль о том, что в моей жизни это отдельное пространство слов становится более значимым, нежели другое – которое вне кавычек». «Не понимаю, в чем суть твоей идеи», – сказал Лисинский. «Внешнее пространство – это оболочка, – сказал Таль, для наглядности образуя руками круг, но не переставая при этом раскачивать ногой. – Вокруг нас что-то происходит, и в определенные моменты жизни именно внешние предметы и события наиболее важны для нас. Но в момент разговора наше внимание сосредотачиваются на словах, на мыслях и эмоциях, связанных с общением, и это время как бы отделяется от остального, когда мы предоставлены самим себе. Слова обретают вещественность». «Ты бестолково объясняешь», – поморщился Лисинский. «Суть дела в том, что для меня объективное пространство как бы сосредотачивается в общении, – нетерпеливо сказал Таль. – А предметы вокруг меня становятся, напротив, чем-то условным, и ход событий перестает подчиняться привычной логике. По мере того, как слова обретают вещественность, а предметы теряют ее, все вокруг меня плывет и искажается, и в конце концов можно будет ожидать самого невероятного. Связи теряются; только силой моих слов – взывая к здравому смыслу, постоянно напоминая о том, что все должно быть так, а не иначе – я могу сохранить их. Это требует от меня все больших усилий, тем более, что и мои представления о правильном порядке вещей расплываются, а мне не с кем посоветоваться, чтобы сохранить объективность». «Мне кажется, все это оттого, что ты ведешь затворнический образ жизни», – сказал Лисинский.
Лисинский – черноволосый молодой человек с острым носом и бегающими глазами – не мог усидеть на месте; поднявшись, отодвинув штору, он принялся крутить оконную ручку то вправо, то вниз. Беспокойное движение его, однако, выглядело более естественным, чем у Таля: оно было лишь проявлением неусидчивости, желания двигаться.
