Он сидит в желтом “фольксвагене”-фургоне, пропахшем потом, краской и чем-то еще, что он толком не может определить. Может, кофе с автозаправки, в стакане на приборной доске. Может, табачными крошками на пассажирском сиденье. Может, пачкой шпаклевки и малярными кистями на заднем сиденье, только что купленными в магазине на Фолькунгагатан. Или инструментами и обойным столом, лежащими в заднем отсеке, он достал их из этого треклятого складского контейнера, который арендовала она, – четыре года все это валялось рядом с его одеждой и его кроватью, некогда половиной их общей. Вот что это за запах.
Подвал. Склад. Время.
Солнце бьет в стекло машины, в пленку пыли и дохлых мошек. Загадочный зной, являющийся из ниоткуда. Он открывает окно, чтобы остыть, и впускает еще больше зноя, а воспоминание о телефонном звонке все жужжит и жужжит в голове.
“Это я”.
“Знаю”.
“Как поживаешь, мой мальчик? Все в порядке? Все хорошо?”
Три часа от Стокгольма. Городишко, окруженный фабриками и еловым лесом. Он медленно кружил там, начиная с полудня, по дороге в район с кооперативным продуктовым магазином, сосисочным киоском и посыпанным песком полем для мини-футбола, – к жилому дому в центре, три этажа из красного кирпича, где он раньше никогда не бывал.
“Все хорошо”.
“Чем занимаешься?”
“Да так… ужинать собираемся. Мама готовит”.
Когда он выехал из столицы, дороги стали уже и неторопливее, прорезая ту часть Швеции, которую он давненько не видел. На окраине городка он остановился у заправки, свернул сигарету, закрылся в телефонной будке и набрал заученный наизусть номер. Ответила она, замолчала, услышав его голос, и передала трубку старшему сыну.
“А твои братья, Лео? Как у них дела?”
“Все по-старому… как всегда”.
“Все дома?”
“Все тут”.
Последние километры он ехал медленно, мимо церкви, и старой школы, и площади Стура-торг, где народ наслаждался солнцем, которое скоро обернется тучами и громом – такая жарища чревата грозой.
“Может, передашь трубку Феликсу?”
“Ты же знаешь, он не хочет с тобой разговаривать”.
Он припарковался напротив дома, неотрывно глядя на дверь, которая словно бы тоже глядела на него.
“Ладно… А Винсента можешь позвать?”
“Он играет”.
“В «Лего»?”
“Нет, он…”
“В солдатиков? Скажи, что он делает”.
“Читает что-то… Папа, солдатики были давным-давно”.
