Убедившись, что сержант удобно устроился в коляске и притянул к себе ручной пулемёт, Максимов поспешно спросил:
– Шарахнешь из этой штуки грамотно? Не промажешь?
– Обижаете, товарищ лейтенант, – поправив каску, ответил Энтин. – Я в роте был лучшим стрелком.
– Ну и отлично! Стрелять начнёшь по моей команде. Когда мы поближе подкатим. Чтобы хорошенько угостить фашистов свинцом. Сначала шлёпни подонков из вспомогательной полиции. Гиммлер использует их для карательных акций и охраны концлагерей.
Усевшись на переднее сиденье мотоцикла, Юрий неожиданно признался:
– Я по натуре человек задиристый. Всегда готов защитить слабых и прийти на помощь. Ну как я могу спокойно наблюдать, как убивают невинных? Меня же потом совесть замучит. Хотя знаю, что шансов остаться в живых у нас маловато, Лёнчик. Фашистов там полсотни, а нас всего двое. Бой неравный…
– Да живы мы останемся, товарищ лейтенант! – откликнулся Энтин. – И до победы ещё доживём. Нам бы только подступиться поближе. Я их тогда начну крошить. Словно капусту. Ни один палач живым не уйдёт. Главное, чтоб не прикрылись женщинами и детьми. Но я этого никак не должен допустить.
– Будешь просто отсекать их короткими очередями. – Максимов завёл двигатель, и мотоцикл рванулся с места, набирая скорость.
«Только бы успеть, – думал Юрий, всматриваясь вдаль. – Всё пойдёт насмарку, если каратели начнут расстреливать людей из пулеметов».
– Лёня! – крикнул он, повернувшись к сержанту. – Возьми бинокль и просматривай всё до мелочей. Нельзя подпускать фашистов к пулемётам. Сразу же стреляй, если что-то заметишь. Не жди моей команды. Иначе будет поздно.
– Всё понял, товарищ лейтенант, – откликнулся тот. – Лишь бы пули долетели…
– Немецкие пулеметы бьют далеко – громко произнёс лейтенант. – Наши училищные преподаватели часто долбили нам об этом.
Мотоцикл мчался с большой скоростью. Каратели не могли не видеть быстро приближающийся транспорт, но это их не волновало, так как они принимали мотоциклиста с пулеметчиком за своих. Энтин, не отрываясь от бинокля, наблюдал, как полицаи, полусогнувшись, несут к машине большие мешки, набитые одеждой и обувью. Момент выдался удобным, так как будущих жертв и палачей отделяло довольно большое расстояние – не менее полусотни метров. А когда полицаи снова вернутся, чтобы взять другие упакованные мешки, то время будет упущено. Да и дистанция для стрельбы была вполне приемлемой. С каждой минутой она стремительно уменьшалась. Немецкие эсэсовцы располагались отдельно от полицаев, считая для себя зазорным стоять рядом с теми, кто решил служить им верой и правдой. Энтин положил бинокль на свои колени и, прицелившись из пулемета, крикнул, стараясь пересилить шум мотоциклетного двигателя: