Пришла беда — затворяй ворота.
Лукоморская поговорка
Первое заседание оборонного командования Лукоморья закончилось быстро и ничем.
Узнав о грядущем нашествии вражеских орд, поглядев на карту и померив расстояние от границы с Сабрумайским княжеством до Лукоморска пятерней, бояре пришли по очереди в шок, ужас, возбуждение, раж, и закончилось всё тяжелым случаем ура-патриотической лихорадки.
Боярин Никодим провозгласил, и все остальные, на мгновение задумавшись над альтернативой, его поддержали, о желании вести военные действия малой кровью на чужой земле. Но поскольку к предполагаемой дате нашествия собрать, снарядить и обучить хоть сколько-нибудь заметное войско для опережающего удара возможным никак не представлялось, порешили встретить захватчиков на границе и устроить им последний день Пнёмпеня.[1]
Одинокий несогласный голос новоявленного князя Грановитого обкомом был показательно проигнорирован, главнокомандующий армии всея Лукоморья царь Симеон, поддавшись на этот раз общественному мнению, настаивать не стал, и высокородные разошлись с прямым поручением разработать в двухдневный срок и представить пред ясные очи план Костейской кампании.
Оставив Граненыча кипеть в пустом зале от бессильной злости.
Данила Гвоздев, сочувственно поморщившись и пожав плечами, отправился набирать добровольцев, а Митроха, путаясь с непривычки в полах шубы с царского плеча,[2] в самом черном из своих самых отвратительных настроений направился в библиотеку.
— Ах, Митрофан, Митрофан… — встретил его на пороге своей волшебной каморки в соседнем измерении Дионисий, горестно качая головой. — Можешь не рассказывать: я там был и все слышал… Как нехорошо… Как всё нехорошо… Почему бояре не хотят видеть очевидное? Врагов же больше, и они лучше обучены! На равнине они сомнут нашу армию, как горная лавина сминает и корежит редкие кусты! Даже я, библиотечный, не имеющий к военному делу никакого отношения, понимаю это! Почему не понимают они, воеводы?
Граненыч, успев немного успокоиться по дороге, с угрюмой физиономией молча скинул шубу в прихожей, прошел на кухоньку и сел за стол.
— Чаем напоишь, хозяин?
— Конечно, Митрофан, самовар только что вскипел. Тебе с мятой, с малиной, с кипреем, со смородиновым листом, с чабрецом?..
— Давай с мятой, — махнул рукой Граненыч. — Кстати, давно хотел тебя спросить, если не возражаешь…
