Последний танец Саломеи

«Пристальное созерцание бриллианта разгоняет хандру, снимает с глаз мрачную завесу, делает человека проницательнее и настраивает на веселый лад», – он прочитал эти строчки из взятой в библиотеке книги «Алмазы вечны», потом закрыл глаза и представил себе эти камни. Его губы улыбались. Его мозг был готов к действиям. Его душа была полна гордостью, что именно он смог все понять и создать такой грандиозный сценарий. Его сердце было свободно, потому что он никого не любил, кроме себя, и ему надоело прозябать на эти нищенские деньги. Хватит! Он будет богат и будет делать все, что захочет! Талант заслуживает награды. Он не будет включаться в этот вечный спор о цели и средствах ее достижения. Он готов на все. Какой-то непонятный орган, где скрывалась его совесть, больно кольнул и затрепыхался. Совесть, словно рыба на песке жадно глотала воздух, но потом умолкла. Мужчина оделся в дорогой костюм, модное пальто, вышел во двор и сел в свой «Ниссан». Он погладил руль, будто просил прощение за то, что собирался немножко подпортить внешний вид своей любимицы. Так требовал сценарий. Он проехал три квартала и припарковался как раз рядом с желтым «Опелем». Очень близко, почти вплотную, по правую сторону. Колеса «Опеля» были вывернуты, как раз так, как было нужно. Теперь оставалось только ждать.

Девушка вышла через полчаса. На заднем стекле ее новенького «Опеля» красовалась буква «У». Она водила всего второй месяц и плохо сдавала задом. Все случилось по сценарию, «Опель» протаранил его «Ниссан». Девушка выскочила и стала извиняться. Он сделал снисходительное лицо, улыбнулся своей голливудской улыбкой, потом они вызывали гаишников, потом был ресторан, комплименты, коньяк, и к вечеру у него стало одной любовницей больше.

Жанна Ивановна достала тонкие ментоловые сигареты и затянулась. Она всегда совершала особый ритуал после окончания обхода в своем втором психиатрическом отделении. Вначале три затяжки, потом жужжание кофемолки, одно зернышко медленно разгрызть. Заварить и пить, обжигаясь и вдыхая этот ни на что не похожий аромат. Еще три минуты наслаждения… И мозг опять отправляется в этот кошмар – поломанные души, растерзанные судьбы, которые психиатр должен склеивать, сшивать или хотя бы упаковывать в красивую оберточную бумагу из блистеров дорогих антидепрессантов, коробок нейролептиков и прочей бесполезной, по большому счету, мишуры, но необходимой для соблюдения формальной стороны вопроса больничной жизни.