В эту минуту Ирина мало напоминала слабую беззащитную женщину. Её озлобленный взгляд сверкал ненавистью и обдавал Илью Альбертовича Говорова холодным презрением.
– Так продолжаться не может! – раздражённо выкрикнула она. – Ты постоянно обманываешь меня!
Плавно переступая босыми стройными ногами, Ирина бесшумно прошлась по ковру. На фоне тёмной мебели, утопая в тусклом свете торшера, она была олицетворением чего-то таинственного и божественного. Поначалу Говоров безмолвно смотрел на неё, словно зачарованный, но, заметив, что она медленно приближается, машинально перевёл взгляд на её ногти, длинные и острые, покрытые перламутровым лаком.
– Иринушка, – насторожённо проговорил он. – Ты должна понять…
– Я никому ничего не должна! – вспылила она непривычно мерзким голосом. – Я так больше не могу! Сколько можно надо мной измываться?
– Да никто над тобой не измывается.
– Я безумно люблю тебя! Люблю страстно и нежно! Люблю каждой клеточкой своего тела.
– Я тоже тебя люблю!
– Было время, когда я пыталась забыть тебя, но у меня не хватило на это сил. Ты не представляешь, какое мучение ждать тебя целыми днями, а когда ты приходишь, то ещё тягостнее видеть, как ты постоянно смотришь на часы.
– Но, Иришка, ведь у меня семья, – тщетно пытался оправдаться Илья Альбертович. – Попробуй войти в моё положение.
– Надоело! – вновь выкрикнула она, окинув его негодующим взглядом. – Почему я всегда должна уступать?
– Иногда этого требуют жизненные обстоятельства.
– Под кого-то подстраиваться и думать о том, чтобы не сделать кому-либо больно, тоже требуют жизненные обстоятельства?
– В некотором роде… – уклончиво ответил он.
– Почему я не могу быть счастливой? Почему твоя супруга, эта бесформенная толстая фурия имеет право на полноценную жизнь, а я не имею?
– Тамара – твоя лучшая подруга, – лаконично подметил Говоров.
– Мне надоело быть её подругой! Я её ненавижу…
Прошелестев шёлковым халатом, Ирина вскинула голову и, встряхнув пышными волосами, пристально посмотрела на Илью Альбертовича. В её глазах вместе с горящей злостью вспыхнули искры невыносимой печали.
– Ещё в детдоме ей принадлежали самые красивые куклы… – продолжила она.
При каждом глубоком вздохе её упругая грудь выступала из-под выреза и невольно приковывала к себе пристальный взгляд Ильи Альбертовича. Ему не терпелось обнять эту маленькую хрупкую женщину. Хотелось в её ласках забыться от повседневных забот и приобрести душевный покой, который он всегда получал в этой однокомнатной квартире, чьи окна выходили на центральную площадь города.
