Савва Морозов ворвался в мою жизнь стремительно, как и полагается человеку с его характером…
– Темой вашей диссертации, Натали, будет… – мой научный руководитель, проректор по науке Московского государственного историко-архивного института, харизматичный профессор Николай Петрович Ерошкин задумчиво обвел взглядом висевшие на стенах кабинета портреты классиков марксизма-ленинизма…
Стараясь скрыть волнение – выбор научного пути, как минимум, на ближайшие три года – дело нешуточное, я посмотрела вслед за ним, но, натолкнувшись на безразличный ко всему, кроме экономической теории коммунизма, взгляд Карла Маркса, отвела глаза.
– Давайте-ка возьмем московское городское самоуправление, – продолжил профессор, хитро улыбнувшись сначала Марксу, а потом мне. – Знаете ли, Москва купеческая… Такая тема! Вы же у нас дореволюционник. Вот вам и карты в руки. Три года аспирантуры… – по его лицу скользнула улыбка, – еще будете вспоминать это время, как самое счастливое…
«Что ж, – усмехнулась я, уже выходя из кабинета, – Карл Маркс подсказал неплохой выбор».
– Кстати, Натали, – услышала я вслед и обернулась, – среди гласных городской Думы был один человек… Хотел бы, чтобы вы с ним познакомились поближе. Кажется мне, из вашей встречи может получиться отличный… роман…
Важно поправив очки с простыми стеклами – необходимый атрибут аспирантки в двадцать один год – я попыталась уточнить фамилию будущего героя своего романа.
– А вот этого я вам не скажу, – расплылся в улыбке Николай Петрович. – История, голубушка, – штука тонкая. Надо, чтобы он сам вас заметил. Только тогда и сложится…
Три последующих, и вправду, счастливых года я прожила в Москве начала двадцатого века, куда была перенесена машиной времени под названием историческое исследование.
Исторические источники и литература… За этими словами скрывались не только сухие отчеты и протоколы заседаний городской Думы, газетные статьи и мемуары, но письма и дневники, с пожелтевших страниц которых выплескивались чувства, мысли, переживания и страсти, бушевавшие в сердцах людей, имена которых мы помним до сих пор: А. Бахрушин, С. Мамонтов, В. Пржевальский, Н. Гучков, С. Морозов, В. Голицын. Изучая их непростые судьбы, я всякий раз буквально спотыкалась о нестыковки и разночтения, связанные с жизнью одного из них – Саввы Тимофеевича Морозова, который с хитрым прищуром смотрел на меня с фотографии…
