Чернеют вышки очерком знакомым.
От вышки к вышке день сочится над державою.
От зоны к зоне звонами подъёмов
Задолго до свету ликуют рельсы ржавые.
Похлёбка с рыбкой кошачьей, мучная затирка.
В прохуженном, пролатанном томительный развод.
Идут работать лагери! И наша каторга
Четырежды клеймённая идёт.
Так будет год. И десять так. И так же двадцать пять.
Всё то же самое. Опять. Опять.
Обыскивать. Считать. Обыскивать. Считать.
Запястья за спину, покорные, по пять,
Бушлаты чёрные, вступаем меж тулупов,
Как медных статуй в отблесках кострового огня,
И, спины сгорбивши, глаза потупив,
Идём, как будто бы кого-то хороня.
Да каждый день и хоронят кого-нибудь –
На палец бирку голому. Для верности – прокол штыка…
Заря.
И – день.
Жестоко-медленно катится солнце по небу,
Искрит о землю мёрзлую безсильная кирка.
Не будет, не было сверкающего мира!
Портянка в инее – повязкой у лица{1},
О кашах спор да окрик бригадира, –
И – день, и – день, и – нет ему конца!
К закату стынет степь. Встаёт луна багровым диском.
Во тьме толкаемся, скользим, спешим к себе в загон,
Бригадами суровыми
Врываемся в столовую,
Где доходягу, лижущего миски,
Казнит презреньем лагерный закон.
Глотаешь жадно щи, не видя где ты, с кем ты, –
А через стол, в пару, над глиняной посудой,
То обнищалое лицо интеллигента,
То дистрофией обезволенная удаль.
Но тот, кто время здесь расчёл, – расчёл его неплохо.
Не обменяться словом нам, лишь только вздохом.
Опять, опять гудит над лагерем звонок.
Тебе в один барак, а мне в другой.
Проверка. Строем под замок.
Отбой.
Не кончено, не верь! – Я знаю, жду, но мне
Не победить, не разомкнуть ни на щель век усталых.
Едва уснём – звонок!! И в ослепительно торжественной луне
Мы, как в плащах комических, выходим в одеялах.
Выходим клокоча, выходим проклиная,
До самых звёзд безжалостных всё вымерзло, всё ярко, –
И вдруг из репродуктора, рыдая,
Наплывом нанесёт бетховенское largo.
Я встрепенусь, едва его услышу,
Я обернусь к нему огрубнувшим лицом, –
Кто и когда узнает и напишет
Об этом обо всём?
Со светлым пониманием, не в гневе –
И надобно теперь писать, теперь! Довлеет злоба дневи,
