Хальцевич слыл в Академии Сыска фигурой загадочной, даже легендарной. Он был настолько стар, что называл «молодым человеком» любого, не исключая и самого ректора, и ходили слухи, что старик начинал карьеру ещё в НКВД. Возраст, однако, не мешал Хальцевичу раз в неделю читать в академии лекции. Его факультативный курс по криминальному мышлению собирал неизменный аншлаг, хотя и не предполагал сдачи экзамена или зачёта. Причиной повышенного интереса слушателей были «рассказы из жизни», помогавшие усваивать любой материал гораздо вернее, чем скучные теоретические конструкции.
Не менее легендарным считался и вместительный чёрный портфель Хальцевича. Рассказывая очередную историю, он запускал руки в портфель и либо вытаскивал оттуда нечто иллюстрирующее тему, либо просто копался в кожаных недрах всю лекцию напролёт, словно возился там с фотоплёнкой.
***
Хальцевич открыл дверь и, взглянув на заполненный амфитеатр, направился к столу. Проследовал мимо кафедры (которую не признавал), плаката с особенностями фальшивых банкнот, мимо надувного глобуса…
Он уже почти добрался до цели, как боковым зрением углядел висевшего на стене Дзержинского и, едва заметно вздрогнув, поморщился. Острая, как стрелка компаса, бородка Феликса Эдмундовича потеряла идеальный перпендикуляр с полом и указывала чуть правее, прямо на стенд с автоматом Томпсона. Портрет покосился самую малость, однако, достаточно, чтобы слывший аккуратистом Хальцевич, приостановил движение, поставил портфель и взялся за раму.
Раздался негромкий хлопок, и из-под портрета ударил пыльный протуберанец. Крутанувшись пару раз, серый вихрь накрыл голову и плечи преподавателя. В странном этом порошке можно было узнать фальшивую перхоть, что продавалась в магазинчике приколов вместе с синтетической кровью, пластиковыми соплями и резиновыми какашками.
Старик, как ни в чём ни бывало, поправил портрет и только потом обвёл взглядом аудиторию. Студенты прятали усмешки, прикрывая лица тетрадями.
По большому счёту, такие шутки выходят из моды уже в старших классах обычной школы. Но слушатели академии с развитием, видимо, запаздывали. Нашкодить преподавателю, сыграть в волейбол надувным глобусом, отмечая конец последней пары, или искупаться в фонтане после успешно сданного экзамена считалось у них доброй традицией.
