Проснулся я от душераздирающего вопля. Не помню, что мне
снилось, очевидно, что-то хорошее, потому как контраст показался
разительным. Я резко сел…
Вернее, попытался. В глазах потемнело, тело пронзила жуткая
боль, но я не сдвинулся ни на дюйм. В первый момент, спросонья, это
напугало — неужели меня парализовало?! Вторая попытка принять
вертикальное положение также не увенчалась успехом. Зато стало
ясно, что всё не настолько ужасно, как я вообразил: пальцы рук
двигались свободно, хотя максимум, что я мог, это приподнять кисти,
на большее сил не хватило. А вот с ногами дело обстояло хуже:
правая ещё шевелилась, хоть и с трудом, а вот левая… Мне
показалось, что я лишь подумал о движении, а боль вспыхнула
вулканическим огнём, в одно мгновение выбив из меня дух.
Переждав новую волну боли, пронзившую всё тело, я утешил себя
тем, что хотя бы не стал прикованным к постели инвалидом, и
наконец-то оторвал голову от того, на чём она лежала, и что ни при
каких обстоятельствах нельзя было назвать подушкой. Перед глазами
поплыло, шею прострелило, но нужно было рассмотреть повреждения,
однако всё, что я увидел — грязные, местами порванные штанины и
носки изношенных кроссовок. И каменную стену.
К боли от травм прибавились неприятные ощущения от затёкших от
долгой неподвижности мышц, так что пришлось опустить голову обратно
на плоский блинчик, заменяющий подушку, и прикрыть глаза,
пережидая. Зато стало очевидно, что пока я пребывал в блаженном
бессознательном состоянии, меня успели переместить в другое место.
Что ж, и в этом можно отыскать положительную сторону — допросы
остались позади.
Следующая попытка встать тоже с треском провалилась… М-да, судя
по ощущениям, целых костей во мне не осталось. Голова немилосердно
кружилась от малейшей попытки её повернуть, тело ныло, настойчиво
намекая, что не потерпит никаких излишеств вроде движений, так что
я вновь закрыл глаза и постарался расслабиться. Что ж, ничего не
поделаешь, придётся прислушаться к желаниям организма.
Просто так лежать было скучно. Учитывая физическое состояние,
мысли — всё, что у меня оставалось, и не думать я просто не мог. Я,
конечно, понимал, что скука — это лучшее, что ждёт меня в ближайшие
годы, но смириться с этим было непросто. В голову лезли
воспоминания о последних днях с друзьями, о неактуальных ныне
планах на будущее, о том, что сейчас происходит в школе… Вот только
я знал, что с ума сойду, если снова начну искать ложь в словах
Волдеморта или оправдания для друзей. Нужно было придумать способ
отвлечься от действительности, мне подошло бы что угодно, любой
предмет размышлений! За прошедшие годы я в совершенстве овладел
таким нужным навыком, как способность отрешаться от реальности.
Помогли мне в этом, как ни странно, самые ненавистные люди: Дурсли
и Снейп. Что родственники, что учитель постоянно меня оскорбляли, и
если бы я выслушивал их внимательно, принимая всё близко к сердцу,
вряд ли удержался от применения пыточных проклятий. А так как
большую часть обидных слов я пропускал мимо ушей, умудрялся
сдерживаться. Сейчас это было очень кстати: мне и так было
чертовски плохо, мои перспективы могли бы убить на корню любую
степень оптимизма, и в лишних поводах для депрессии я не
нуждался.
