Рассыпать соль – плохая примета. Пересолил блюдо – значит, влюблен. Несолоно есть, что с немилой целоваться... Все упирается в соль, особенно на кухне, где без нее никуда. Чуть переборщил, и все, блюдо испорчено. Можно, конечно, добавить в пересоленное мясо пресный мучной или масляный соус, но вкус уже будет не тот. Для любителя это, может, и не катастрофа, но если ты профессионал... И не важно, где ты готовишь, в поварне знаменитого парижского «Максима» или на тесной жаркой кухне трясущегося по рельсам вагона-ресторана. Что там для людей стараются, что здесь.
Из дверного проема показалась вечнокрасная физиономия Виктора Макаровича. Глазки прохиндея, масляная улыбка, беспокойные пальцы рук. Белый халат, как обычно, в каких-то темных пятнах. Вроде бы с утра свежий надел, а уже испачкал. Машинистам, что ли, масло менять помогал?
– Иваныч, там тебя одна випа к себе вызывает, – фальцетом сообщил он.
– Вызывает?! – поморщился Егор. – Может, она что-то путает? Я шеф-повар, а не по вызову...
– Ей курица твоя понравилась. Хочет выразить благодарность.
– Пусть выражает в письменном виде.
– А если она обидится и вместо благодарности жалобу накатает? А она випа, между прочим, особо важная персона... Давай, Иваныч, не ерепенься. Тут совсем рядом...
Егор совсем недавно разменял четверть собственного века, директору же вагона-ресторана было за сорок, но это не мешало ему обращаться к молодому шеф-повару по отчеству. Потому что уважал Егора – за его профессионализм.
– Ну, если рядом, – пожал плечами парень.
Если Виктор Макарович настаивал, то поперек лучше не идти. Он хоть и ничего мужик, но может и обиду затаить, и напакостить по случаю. К тому же обед уже заканчивается, последнее блюдо заправлено, и его вполне можно оставить на помощника.
– Следующий вагон, пятое купе, – Виктор Макарович показал, в каком направлении нужно следовать, а сам отправился в зал – поторопить официанток.
Нравилась ему одна новенькая – пухленькая, розовощекая, с озорными глазками. Взаимностью она ему не отвечала – больше на Егора поглядывала. Но Виктор Макарович такой – не мытьем, так катаньем, но в постель уложит. Ничего не поделаешь, жизнь в пути от обычной тем и отличается, что страсти здесь закипают на малом огне и бурлят с такой экспрессией, будто в последний раз.
