В последнее время уже один только вид Старухи выводил Виолетту из себя. Стоило той только показаться на глаза, как Виолетту буквально начинало трясти от ее присутствия.
– Бог мой, ну что ты вечно тут шляешься! Ни днем, ни ночью от тебя покоя нет! Не видишь, что ли, – я только пришла, устала, у меня неприятности! Дай хоть минутку отдохнуть!
Но Старуха, точно не слыша ее слов, невозмутимо прошествовала через всю комнату, уселась в кресло напротив и заерзала, устраиваясь поудобнее. Всем своим видом она точно давала понять, что обосновалась надолго и удаляться не собирается.
Виолетта сердито ткнула недокуренную сигарету в пепельницу. К этим пепельницам – громоздким, тяжелым, из цельного хрусталя – она всю жизнь питала какое-то необъяснимое пристрастие. В добрые старые времена, когда была такая возможность, накупила, наверное, с дюжину, если не больше, окружила себя ими на работе – тогда она еще работала! – расставила по несколько штук в каждой комнате в квартире и на даче. И сколько бы Анна, дочь, ни упрекала ее в безвкусице и старомодности, сколько ни пыталась бы заменить этих, по ее выражению, «допотопных монстров» на что-то более изящное и современное, Виолетта упорно оставалась верна массивному резному хрусталю. Тяжелые прозрачные пепельницы были для нее не просто деталью обстановки, но словно чем-то священным, частью какого-то особенного таинственного ритуала, именуемого курением. Как и дорогое английское «Собрание». Еще недавно Виолетта курила только их и не признавала никаких других сигарет.
Едва войдя в квартиру, она повесила в прихожей плащ, с облегчением сбросила туфли на высоченных шпильках, прошла в одних колготках в комнату, опустилась в кресло и, скрестив длинные и все еще очень красивые ноги, с наслаждением закурила. На разноцветное «Собрание» денег уже давно не было, приходилось обходиться более дешевой отечественной «Явой». Но пепельницы, старые верные друзья, все еще оставались с ней.
– Ну и как дела? Как съездила на собеседование? – ехидно поинтересовалась Старуха.
Виолетта промолчала, только потянулась за новой сигаретой. Что толку отвечать, если собеседник заранее знает все, что ты скажешь. Да и не было у нее сейчас никакого желания обсуждать очередную, уже неизвестно какую по счету неудачу. Сегодня ей вновь отказали в приеме на работу – и, разумеется, все по той же причине. Девчонка, которая с ней беседовала, даже не потрудилась соблюсти приличия или придумать другой предлог. В других местах хоть из вежливости задавали какие-то вопросы, просили рассказать о себе и, пряча глаза, прощались традиционным: «Мы вам позвоним!» А эта только заглянула в паспорт, так сразу же и заявила: «Вы нам не подходите. У нас молодой коллектив, вы будете выбиваться из общей массы и чувствовать себя неуютно». Много она понимает, сопля малолетняя! Был бы на ее месте нормальный взрослый человек, Виолетта сумела бы завязать разговор, попыталась бы убедить, что возраст совсем не помеха, у нее, Виолетты, еще много сил, да и опыта работы с людьми ей не занимать. Но этим молодым да ранним, которые теперь взяли на себя право вершить чужие судьбы, объяснять что-либо бесполезно. По их мнению, уже сразу после сорока начинается старость. А старые женщины должны сидеть дома, нянчить внуков и вязать носки, а не устраиваться на работу.
