– Стреляй, Андрюша!..
Голос замер, и только свистящее дыхание показывало, как трудно человеку в смертельном единоборстве со зверем.
Охотник и медведь, могучие, громоздкие, приникли друг к другу точно в дружеском объятии. Спина человека гнулась под косматыми лапами, но он удерживался невероятным напряжением мышц.
– Стре…ляй…
Мальчик лет двенадцати с луком в руке стоял неподалеку; в лице его не было ни кровинки, но серо-зеленые, широко расставленные глаза смотрели решительно. Андрюша выжидал, когда медведь окажется под прицелом.
Удобный миг настал, и мальчик решился. Стрела впилась в голову медведя, возле левого уха. Острая боль заставила зверя оторвать от спины охотника правую лапу и ощупать раненое место. Лапа опустилась с силой, сломала стрелу и загнала в рану. Зверь взревел.
– Испугать хочешь?
Охотник вывернулся, выхватил из-за опояски нож.
– Тятенька, тятя!
– Беги за елку! – прохрипел охотник.
Но Андрюша не подумал бежать. Вторая стрела ударила в маленький, налитой кровью глаз зверя.
Полуослепленный медведь взревел еще яростней и бросился на человека. Тот, отскочив, ответил могучим ударом ножа в левый бок зверя. Смертельно раненный медведь, падая, хватил лапой по голове охотника. Удар смягчила шапка, и все же человек рухнул вниз лицом.
Только теперь Андрюша испугался по-настоящему. Он бросился к неподвижному телу отца, попытался перевернуть его. Но плотника Илью односельчане недаром прозвали Большим: Андрюша не мог сдвинуть его с места.
Долго возился мальчик около отца. Наконец Илья опомнился.
– Живой! Живой! – обрадовался Андрюша.
Илья попытался двинуться и не мог: слабость сковывала члены, голова кружилась.
– На деревню… в Выбутино беги, сынок… Мужиков зови…
Андрюша огляделся.
Вечерело. В лесу, запорошенном снегом, было тихо. Ближайшие ели ясно виднелись от нижних, широких лап до острых темных верхушек. Но дальше все сливалось в серебристо-мутном тумане. Андрюша вздохнул. Полянка, на которой лежал медвежий труп да слабо шевелился раненый охотник, показалась мальчику такой родной и уютной…
Однако не может же отец пролежать на снегу долгую зимнюю ночь!
– Я пойду, тятя, пойду! А ты-то как?
