Посвящается Сергею Соловьёву
Старинный парк уже оделся листвой, ещё не успевшей покрыться сизой городской пылью и заманивал свежим весенним ароматом всех окрестных перелётных и не перелётных птиц.
На ветках старой раскидистой липы, также молодящейся в эти ласковые дни, примостилась неприметная соловьиная пара то ли обсудить какие-то свои птичьи проблемы, то ли просто отдохнуть. Соловьиха сидела, нахохлившись, не обращая внимания на прихорашивающегося рядом соловья, и была похожа на сердитую квохшу. Казалось, ни тёплый майский вечер, ни вновь зазеленевший парк, играющий весёлой листвой, не радуют её.
Соловей пытался растормошить свою подружку лёгким пощипыванием в крыло, но она только фырчала в ответ, совсем как свернувшийся в клубок ёжик.
– Ну, что на тебя, право, нашло сегодня? Может быть, я что-то не так сделал? – размышлял Соловей вслух, поскольку ничего кроме фырканья не смог добиться от Соловьихи.
– Вот именно! – встрепенулась та. – Вот именно! Не так сделал! Конечно, не так! Вон, полюбуйся, даже бродяга Воробей увёл для своей Воробьихи скворечник со всеми удобствами из-под самого носа у скворцов!
– Но я же…
– А Щегол для Щеголихи импортный пух достал!
– Но…
– А у Малиновки муж в саду американского посольства работает!
– Так ведь…
– Даже Пеночка пенки со сливок снимает, а я? – всхлипнула Соловьиха.
– Дорогая, я ведь тоже для тебя стараюсь что-то сделать. Ты же знаешь…
– Стараешься, стараешься. Да что ты вообще в жизни сделал? – не унималась Соловьиха.
– Но ведь я же певец, – защищался Соловей.
– Кому нужно твоё пение, идиот? Да и поёшь-то ты хуже Ворона!
– Ну, знаешь!..
– Знаю, знаю, – распушила хвост Соловьиха. – Дура я была, что на твои уговоры согласилась. Вон Ворон давно в жёны зовет. У него и дупло свое есть, и даже часы золотые. Говорит, заморский раджа подарил.
– Часов у меня нет, но ведь пение мое всем приносит радость, – пытался объяснить Соловей. – Все люди и даже Ворон с удовольствием слушают мои песни. Радость – это такое состояние души, когда любое существо на земле превращается в истинного творца!
– Вот и живи со своей радостью, – Соловьиха вспорхнула с ветки и исчезла в сгущающейся над парком темноте.
Соловей некоторое время сидел, молча, не шевелясь, но вдруг поднял к заполнившим вечернее небо звёздам свою грациозную головку и над Сокольниками полились необычайно прекрасные трели соловьиного плача.
