Сны, знаки, ночные видения…
Что стоит за житейскими драмами, уголовными преступлениями, несчастными случаями? Преступная воля человека, стечение обстоятельств, вина перед Богом или есть нечто иное, едва видимое, скрытое за грубой материальной оболочкой мира?
Такие вопросы задает себе каждый раз Иван Петрович Шмыга, бывший следователь прокуратуры, а ныне детектив по предотвращению несчастных случаев или «дознаватель небесной канцелярии», как он себя в шутку называет, берясь за новое дело в своей практике.
По множеству примет и на основании расшифровки снов клиентов Иван Петрович прогнозирует несчастные случаи и дает рекомендации по их предотвращению.
Его хлопоты сопряжены с таким смертельный риском, что он только чудом выходит живым из передряг, в которых оказывается, едва только занявшись обычным на первый взгляд делом.
Романы написаны в жанре детектива-расследования. Анализ происходящего и рассуждения о возможных «энергетических» причинах перемежаются все новыми неожиданными событиями, и появлением новых жертв. Все романы имеют эффект паззла, когда прихотливо разбросанные детали, эпизоды, образы в конце выстраиваются в стройную картину, где все взаимосвязано и взаимообусловлено не столько каузально-внешними причинами, сколько глубинно, на загадочном уровне Судьбы.
Уникальность серии «Небесный дознаватель» еще и в том, что напряженный детективный сюжет книга за книгой вводит читателя в таинственный мир сновидений, знаков (примет) и ночных видений.
«… и судимы были мертвые
по написанному в книгах, сообразно с делами своими».
Откровение. 20;12
Глава первая. Правила симметрии
Пробившись через турникеты Ярославского вокзала, Шмыга ухватил Витеньку за ворот тяжелого кожаного плаща и выдернул из людского водоворота, в котором тот закружился со своим багажом.
– Тебе жить хочется? Так поторапливайся!
– Москва! Прут, как оголтелые! – отдуваясь, прокричал Витенька, пытаясь локтем оттереть пот с толстощекого красного лица. Но чемодан гнул руку к земле, и он только мазал по подбородку. На него было жалко смотреть: в полчаса из вальяжного нового русского он превратился в жалкого провинциала-мешочника, оглушенного столичной суматохой: губы тряслись, серые глазки вылезли из орбит, узел галстука съехал набок и вверх.
