Внешнее
море
Обряд подходил к
концу.
Элия забралась в лодку, стуча
зубами от холода, и помогавшие ей моряки из почтения отвели
взгляды. Шелк белой сорочки облепил стройное девичье тело так, что
напряженные соски просвечивали сквозь мокрую ткань. Эви завернула
дрожащую сестру в одеяло и растерла ей плечи.
— Ты как? — шепнула она,
вкладывая в ледяные пальцы флягу с согревающим отваром.
— Н-нормально. Вроде
бы.
Под полной белой луной бледная
кожа Элии казалась серебристо-голубой, как у жен морского владыки,
а янтарные глаза зияли на мертвенном лице бездонными провалами.
Служительница подала вышитое золотом полотенце, и Эви промокнула
темные от влаги бронзовые волосы сестры. Еще немного, и они бы
начали похрустывать от холода.
Сложная часть осталась позади.
Когда служительница произнесла молитву владычице ночи и начертила
на лбу Элии голубую руну в знак полного очищения, мужчины налегли
на весла. Лодка плавно двинулась к кораблю, что черным призраком
возвышался над морем, покрытым легкой дымкой тумана.
— Как все прошло? — спросил
Ульф, едва они взошли на палубу.
— Все хорошо, брат, — голос
Элии звучал сдержанно, она немного согрелась, и вместе с румянцем к
ней вернулось былое достоинство.
— Слава Владыке всего
сущего!
Улыбка смягчила лицо брата, на
мгновение превратив его в мальчишку. Как вышло, что все они так
быстро успели повзрослеть?
— Значит, к утру закончим? —
обратился он к служительнице.
Та кивнула.
— Тогда готовьтесь, с рассветом
возвращаемся домой. Поверь мне, сестрица, владыки благоволят твоему
союзу. — Ульф ударил себя в грудь. — И клянусь, мы отпразднуем
такую свадьбу, что весь Хестеск вздрогнет!
Сестра лишь едва заметно
скривила губы в подобии улыбки, и Эви повела ее в каюту. Там, за
медвежьими шкурами уже ждала служанка, подготовившая новую одежду —
нежную сорочку, отделанную кружевом, тонкую нижнюю юбку, сапоги и
перчатки из мягкой кожи, и тяжелый длинный плащ, подбитый мехом.
Все было ослепительно белым, как свежий снег, кроме изумрудного
свадебного платья с перламутровым поясом.
Эви сидела в углу, и смутная
тревога сжимала ее сердце, пока служанка облачала Элию в новые
одежды и вплетала в ее влажные волосы жемчуг и ракушки. Сестра
сидела неподвижно и не произносила ни слова. Лицо застыло напротив
зеркала, будто ее не радовали ни новые наряды, ни дорогие
украшения.
