Колоннада виллы Максима близ Эфеса. Справа – вход во внутренние покои, закрытый тяжелой завесой. Вдали море. Вечер. Максим за круглым мраморным столом разбирает древние папирусные свитки. Орибазий входит взволнованный.
Максим. Ты из города. Орибазий? Что нового в Эфесе?
Орибазий. Ничего. Христиане опять разрушают эллинские храмы. Артемидина святилища уж нет. Толпа сожгла его а сокровища разграбила.
Максим. Жалкие люди.
Орибазий. Я проходил по площади. Храм со всех сторон облепили монахи, точно большие черные мухи кусок медовых сот. Столбы дрожали, летели осколки нежного мрамора, казалось он страдает, как живое тело. Потом с пением молитв и хохотом толпа повлекла вниз по ступеням серебряное изваяние богини.
Максим. Презрим и покоримся. Богов не может оскорбить людская глупость.
Орибазий. Да… Когда-то Олимпийцы победили древних богов. Теперь новые боги победят Олимпийцев… Художники, ученые, поэты, любители эллинской мудрости, все мы теперь – лишние. Кончено.
Максим(тихо). А, если не кончено? Пока жив император Констанций, эллины обречены на молчание. Но он не вечен. Близок день – я предчувствую – когда на трон римских кесарей воссядет человек, который поведет нас к победе.
Орибазий. Нет, – кончено. Ты знаешь, о чем я думаю. Зачем ты обманываешь бедного Юлиана?
Максим. Он сам хочет быть обманут.
Орибазий. Учитель, скажи, кто ты? Как ты можешь терпеть ложь? Ведь я знаю, что такое магия… Вы сквозь раскрашенные стекла бросаете отражения на белый дым ароматов, а ученик воображает, будто перед ним видения богов.
Максим. Таинства наши глубже и прекраснее, чем ты думаешь, Орибазий, – для того, кто верит. Посмотри, разве природа, которой удивляется мудрость твоя, не такой же призрак обманчивый? Где истина? Где ложь? Ты веришь и знаешь. Я не хочу верить, не могу знать.
