Меня зовут Алексей Пешков. Мне двадцать четыре года, и я студент
исторического факультета одного из ведущих вузов нашей славной
страны. Был.
В канун Нового года я вышел на морозный петербургский воздух и
направился в ближайший продуктовый магазин. На улицах не было ни
души, все сидели и слушали речь президента про так, каким тяжёлым
был этот год. Поэтому я был очень удивлён, когда переходил дорогу и
вдруг из-за угла на меня вылетела фура, за рулём которой сидел
пьяный таджик-гастарбайтер. Я едва успел понять, что произошло, как
был сбит машиной. Меня немного утешил тот факт, что фура пронеслась
дальше и, проломив ограждение, ухнулась в канал Грибоедова, где
медленно потонула вместе с пьяным таджиком, не обращавшим ни на что
внимания и горланившим национальные песни.
А затем наступила тьма.
Не знаю, сколько времени я провёл в этом небытии. Сто лет? Год?
Мгновение? Здесь не было привычного понимания пространства и
времени. Не было материи и тела, одно лишь голое сознание и чистый
разум.
Я висел в пустоте и размышлял, что со мной произошло.
Клиническая смерть? Кома? Может, я умер, и это посмертие? Но я не
мог умереть так просто и бездарно!
Как и всякий молодой человек, я полагал, что вечен, и никогда не
задумывался о том, что в различной степени рискую жизнью каждую
секунду своего бытия. Кирпич на голову упадет, собьёт машина,
поскользнусь на пролитом мной чае, в вагон со мной зайдёт
террорист-шахид, в соседней квартире взорвётся газ и множество
других дерьмовых случайностей.
Потом наступила стадия гнева, и я помянул всевозможными
ругательными формулами того таджика и всех его родичей до десятого
колена. Сам подивился своей фантазии: всё-таки русский язык велик и
многогранен, и из пары слов можно слепить что-то совершенно
поразительное.
Первое время в пустоте я размышлял, торговался с самим собой,
пытался что-то делать, пробовал вырваться из этого пространства и
вспоминал свою жизнь. Хорошо, что я был нелюдимым человеком, и,
кроме родных, никто горевать обо мне не будет. Да и они скоро
забудут, у них своих хлопот хватает. Недавно очередного ребёнка
родили. Я приуныл, когда понял, что никогда больше не смогу
подержать свою племянницу на руках и услышать её «Дядя Лёса».
Затем наступила финальная стадия — принятие неизбежного. Мне
стало абсолютно всё равно. Казалось, будто я целую вечность
безвольно провисел здесь в невесомости, как игрушечный бесплотный
шарик на рождественской ёлке. Какой смысл трепыхаться, если всё
кончено? Сходя с ума от скуки, я начал считать овец, чтобы иметь
хоть какое-то представление о том, как долго я здесь нахожусь.
