Если ваша любовь всегда была безоблачной и сладкой, эта книга вам не пригодится. Она для тех, кто опечален. Не ищите в ней сюжетной линии, перед вами осколки зеркала, в которых отражается изменчивое лицо любви. Вглядываясь в него, вы поймете, что не одиноки в своих чувствах. И что все проходит.
На случай если вы не найдете здесь ничего похожего на ваш опыт, в конце есть несколько пустых страниц. Напишите на них то, что знаете о любви, и тогда эта книга станет по-настоящему полной. Но закончить ее невозможно – каждый из нас всю жизнь вписывает в нее все новые и новые слова.
* * *
Любовь, как звезда Давида, нарисованная на спине, притягивает все пули, в том числе не предназначенные для тебя. Даже те, кто прежде были добры, начинают ее видеть, испытывают соблазн, не говоря уже о случайных прохожих. И однажды Господь, который, вообще говоря, милосерд, разглядев между земных теней сияние этой проклятой желтой звезды, не захочет отказать себе в божественном праве прислать фиолетовую молнию. Она поразит и звезду, и тонкую кожу, и грудь и, отразившись от креста, или что ты там носишь на шее, найдет сердце и разнесет его в клочья. Это неизбежно, и можно только просить – не сейчас, пожалуйста, еще не сейчас… А пока она, звезда, все жжет и жжет самое беззащитное место между лопаток, и только когда ты обнимаешь меня сзади и я прижимаюсь спиной к твоей груди, я чувствую себя спасенной.
* * *
Имя его легко было произносить во время любви. Он сам себе такое выбрал, случайно ли – не знаю. Но каждый раз в самый последний момент оно вылетало из моих губ, как долгий выдох, короткий вдох, как поцелуй. В нем ровно столько воздуха, чтобы перевести дыхание между двумя волнами. С этим именем на устах легко умереть – если бы он позволил. Жить с ним было затруднительно, а вот выкрикивать, выдыхать, выцеловывать – легко. Он был великим любовником, поверьте мне, и одна из его тайн состояла в имени. Много позже, в других постелях, мне приходилось закусывать губы, чтобы не прозвучало – не имя уже, но слово любви, навсегда связанное с наслаждением. Даже теперь мне легко заплакать, повторяя имя. Не от тоски по человеку, который его носил, но от невозможности вернуть долгий выдох, короткий вдох, те два движения, которое делало сердце, прежде чем взорваться.
