Кому в былые годы случалось прогуливаться в порту Хельсинки, тот, вероятно, встречал там одного старого босяка. Теплыми летними днями он обычно сидел где-нибудь на сваленных грузах и хлебными крошками кормил голубей.
Вдали медленно и плавно, как ленивые морские чудища, разворачивались прибывавшие и уходящие пароходы. Порой сюда доносилась музыка богатых похорон и слышались гулкие размеренные удары церковного колокола. Этот унылый гул повисал над портом и смешивался с гудками пароходов и шипеньем паровых машин.
Вот тогда наш старый босяк не прочь был пофилософствовать. Усевшись верхом на какой-нибудь тюк, он принимался рассказывать грузчикам всякие удивительные истории, в которых затрагивались вопросы смерти и вечности.
Да, мрачный погребальный звон шевелил-таки в его голове мысли о бренности земной жизни. Старому босяку хотелось обстоятельно поговорить об этой серьезной материи.
Такое его настроение всякий раз находило живой отклик в сердцах грузчиков. Эти дети портов, угрюмо посасывая свои трубки, молча слушали его рассказы. Удары церковного колокола как бы вколачивали в их уши слова рассказчика. И тогда синяя морская даль, и пароходы, и тюки грузов куда-то испарялись из их сознания.
Ионни Лумпери был одним из старейших и типичнейших представителей этой среды исконных хельсинкских босяков. Даже как-то грустно, что ряды таких вольных бродяг теперь понемногу редеют.
Лумпери был босяк не только телом, но и душой. Увидев его даже сзади, можно было с точностью сказать, что это босяк. Вот так же безошибочно при виде чурбана можно было поклясться, что это чурбан, а не стройное дерево, пригодное для корабельной мачты.
Это был босяк по призванию. И хотя он нередко работал грузчиком, тем не менее продолжал оставаться настоящим босяком. И выше всего на свете ценил эту свою вольную босяцкую жизнь.
В артели среди грузчиков он выделялся своим на редкость крепким сложением. Товарищи по занятию прозвали его Самсоном, поскольку сам Ионни Лумпери не раз рассказывал им о подвигах и силе этого легендарного героя, о котором он где-то такое случайно прослышал. Рассказывал он о Самсоне всегда крайне охотно и с обычной дозой босяцкого преувеличения.
Во всех делах Ионни чувствовал себя Самсоном. В особенности за едой. Он стремительно уничтожал свое кушанье и начисто разделывался с ним, прежде чем уходил его аппетит.
