Корабль-мир Балх-Тадиарр. Координаты неизвестны. За
два года до вторжения.
Кросс-строны – огромные искусственно выращиваемые корабли-миры,
на которых могли бы поместиться миллионы разумных, всегда были
разными. Невозможно вырастить два одинаковых. Как бы не старались
формовщики праэторита – даже при абсолютной генной идентичности
исходного материала – они всё равно получаются разными, когда
приходит пора отпочкования от корабля матки. Но во всех живых
кросс-стронах есть кишечник – самая нежно оберегаемая
адептами-формовщиками часть корабля, во многочисленных пещеристых
телах которого раскинули свои нервы удивительные мау-лууры. Трёх
или четырёх этих симбионтов, пронизывающих своими капиллярами весь
корабль, хватило бы на поддержание системы жизнеобеспечения целой
планеты. И в каждом кишечнике кросс-строны имеется маленькая слепая
кишка – атавизм, от которого формовщики избавиться не смогли или не
захотели – очень уж удобным местом они были, когда возникала
необходимость разместить там, за плотно сжимающимся сфинктером,
покрытым толстым слоем йорик-коралла, что-то важное…или
кого-то.
На живой стене этой небольшой полости, буквально вплетённый в
мышцы тканей этой самой стены, висел распятый старик. Стариком он
был даже по меркам долгоживущих юужань-вонгов. Дряблые губы,
обнажающие в обычном состоянии зубы на человекоподобном черепе,
обвисли, закрывая верхний ряд зубов, а с оттопырившийся нижней
стекала слизь. Она тонкой струйкой свисала почти до торса, вросшего
в переплетение обнажённых сосудов, оплетающих своего пленника
надёжнее иных кандалов. Приглядевшись, можно было заметить, что это
существо, когда-то похожее на что-то человекообразное, давно
составляло с этим местом единое целое. Пленник почти не дышал,
издавая тонкий хрип раз в несколько минут.. Его уединение здесь
было долгим, но вот оно внезапно было прервано чуть хлюпающим шагом
единственного его посетителя последние сотню земных лет. Сначала в
нос ударил чуть сладковатый запах разложения из соседствующего
коридора-кишки, потом немного резкий, мускусный и терпкий. Пленник
не удивился, так пах только один его соплеменник, и этот запах он,
благодаря своему мучителю, мог почуять за минуту до того, как тот
пройдёт через сфинктер его узилища.
- Белек тиу, гнилые кости, - прошептал с хрипотцой слегка
презрительный голос над изорванным длинным по-эльфийски ухом.- Ты
всё ещё жив, жрец, и всё ещё не сошел с ума от боли…
