Я ехал в автобусе с работы. Кто-то толкнул меня. Я не видел, кто. Думал – может быть, случайно. Потом толкнули еще раз, и я повернулся. Маленького роста мужичок со сморщенной рожей. Видно, что ненормальный. Говорить он, наверное, не мог, но сделал жуткую угрожающую рожу и вывернул карманы своих штанов: смотри, мол, денег нет, это ты у меня их украл.
Я отвернулся, но он снова меня толкнул и снова показал на карманы, потом вытащил откуда-то шариковую ручку и замахнулся на меня. Я не знал, что делать. Вдруг он какой-нибудь буйный? Я бы мог ему навешать, но жалко. Или выкинуть из автобуса «для профилактики»?
Мужик смотрел на меня, по-прежнему со злобной рожей, водил ручкой в воздухе и делал мне угрожающие знаки. Я чувствовал, что меня пугает его ненормальность, из-за которой он мог сделать что угодно – например, ударить меня ручкой в глаз.
Отойти от него или выкинуть из автобуса? В это время один из пьяных мужиков, стоявших рядом, повернулся в нашу сторону.
– Э, хули ты хочешь? – спросил он у идиота.
Тот не реагировал.
– Э, ты что, не понял?
Идиот махал руками и по-прежнему злобно на меня смотрел. Потом повернулся к мужику и опять вывернул карманы, теперь для него.
– Деньги? Какие на хуй деньги? У тебя там их не было никогда, – мужик посмотрел на меня. – А ты что стоишь? Ебнул бы ему.
– Жалко как-то. Все-таки, неполноценный.
– Нечего таких жалеть. Нету на них Гитлера – горели бы за всю хуйню в крематории.
Он вдруг резко ударил идиота по яйцам. Тот присел. Автобус подъехал к остановке, дверь открылась. Мужик ударил его еще раз, и тот вылетел из автобуса, нелепо взмахнув руками. Ручка выпала из его руки и упала на тротуар.
Какой-то пожилой дядька с портфелем укоризненно посмотрел на мужика:
– И как вам не стыдно, молодой человек? Вы же на убогого руку подняли.
– Не пизди.
Дядька отвернулся.
* * *
Дома я выпил две бутылки пива, но стало не лучше, а наоборот грустно и вонюче. Я чувствовал себя куском говна, случайным, никому на хер не нужным человеком в большом злобном городе, набитом всякими уродами и дегенератами. И если ничего не изменится, я могу стать таким же, как они. Подкарауливать беззащитных детей и женщин и убивать их в темных зассанных подъездах и получать от этого свой извращенный кайф – такой кайф возможен, только если убиваешь беззащитного. И однажды меня арестуют, и менты будут знать, кто я такой, и в газетах напечатают мой портрет и большую статью, и в тюрьме все тоже будут знать про это и будут мне мстить за то, что я сделал с беззащитными, а потом меня убьют.
