Внутреннюю границу они пересекли неожиданно легко. Почти без шума. Почти. В конце концов, никто этого придурка из Вспомогательной службы не заставлял хвататься за пистолет. Пока он просто тупо смотрел на три ствола, все еще могло для него пройти относительно просто. Ну, там, получил бы по голове, максимум – легкое сотрясение. Николка гарантировал, что умеет бить аккуратно, но сильно, и у Евсеича не было причин ему не верить.
Умом Николка за неделю знакомства поразить Евсеича не смог, а вот своими физическими данными… И еще тем, что умел соизмерять свои усилия с необходимостью. Движения у него были точными и рациональными.
Когда охранник потянулся к кобуре, Николка шагнул вперед и плавно, словно боясь испугать того резким движением, провел своим ножом охраннику по горлу. И успел подхватить падающее тело. И плавно, словно оно ничего не весило, положил тело на пол коридора. И только после этого оглянулся на Евсеича, чуть виновато пожал плечами.
А хрен тут виноватиться, подумал Евсеич. Если этому покойнику из Вспомогательной службы захотелось погеройствовать, если он решил, что тарелка похлебки за прислуживание Братьям достаточный повод, чтобы убить или быть убитым… Туда ему и дорога.
Всем им, уродам, туда дорога.
А им, Евсеичу, Николке и Ржавому, дорога через Ничью землю и Внешнюю границу. Там через лес еще сотню километров и…
Что будет потом, Евсеич старался не думать. Знал, что там может начаться всякое, мысленно готовился к этому, но старался об этом не думать. Искоса поглядывал на подельников и молчал.
Те тоже молчали.
Да и что разговаривать? Нужно идти, внимательно глядя под ноги и не упуская из виду рук приятелей. И старательно держа свои руки подальше от оружия. В принципе…
В принципе, пока они не дойдут до места, стрелять друг другу в спины и резать горла смысла нет. Как сказал перед самым началом похода Ржавый, экономически невыгодно.
Вьюк у каждого получился тяжеленный, килограммов по семьдесят, ничего больше на спину взвалить не получится. Замочить приятеля – потерять все, что тот на себе тащил. А это, считай, семьдесят килограммов денег. А то и больше, намного больше, если в лоснящихся черных пакетах, извлеченных из хранилища, действительно то, ради чего они собственно и пошли.