Ксенофонтов любил начало осени – первые холода при еще зеленых деревьях, свежее, зябкое небо, бодрящий легкий ветерок. Осень приносила обновление после жаркого лета и, если уж не побояться красивых слов, свежесть мысли и чувств. Именно в эту пору Ксенофонтову удалось блестяще решить самую трудную загадку из всех, которые подбрасывал иногда Зайцев.
Да, небо было пронзительно синим, облака – пронзительно белыми, слегка пожелтевшие листья, казалось, легонько звенели, рождая в душе приятную ноющую грусть от предчувствия скорой зимы, когда деревья станут голыми и черными, небо затянется на целые месяцы серой мглой, наполненной слякотью, снегом, туманом…
Но до того еще далеко, вернемся в солнечную осень, когда в кабинет Ксенофонтова вошел озабоченный и осунувшийся Зайцев и, не говоря ни единого слова, упал в кресло с таким опустошенным вздохом, что у Ксенофонтова перехватило дыхание – что-то произошло!
– Он от тебя ушел? – спросил Ксенофонтов.
– Ушел, – кивнул следователь. – И унес пятьдесят тысяч.
– Неужели поднял столько?
– Ксенофонтов! Это всего пять сторублевых пачек. Если бы ты рассовал их по карманам, это даже не отразилось бы на твоей стройной фигуре. Правда, он взял деньги не сторублевыми бумажками, а пятерками, десятками… Но для него это даже лучше – легче будет тратить, труднее поймать…
– И у нас есть такие места, где можно вот так запросто прийти и взять пятьдесят тысяч?
Зайцева всегда раздражали невинно-глуповатые вопросы Ксенофонтова, хотя потом он много раз убеждался, что не такие уж и глуповатые – они сразу обнажали суть события. В самом деле, разве есть такие места? Оказывается, есть. Их находят время от времени люди, которые приходят и берут…
– Ты прав, – согласился Зайцев, не столько с вопросом Ксенофонтова согласился, сколько с собственными мыслями. – Ограбили сберегательную кассу. Средь бела дня. Кассу! – громко повторил он, заметив, что Ксенофонтов опять собирается что-то спросить. – На окраине города. Подъехали на машине. Один остался за рулем, не выключая мотора. Второй с оружием…
– Огнестрельным, – успел вставить Ксенофонтов.
– Да. Пистолет. Вошел в кассу и потребовал деньги. Бабахнул в потолок для острастки. Посыпалась штукатурка, девчушки, конечно, перепугались, дрогнули.
– Я бы тоже дрогнул.
– Не сомневаюсь, – усмехнулся Зайцев. – Так вот, он сунул деньги в сумку и был таков.
