«Вскоре колесничий Фер Диада увидел нечто – колесницу: прекрасную, с пятью остриями, с четырьмя колесами, быструю, скорую, премудро устроенную, с зеленым балдахином и кузовом с тонким и сухим передом[1], достаточно высоким для исполнения боевых приемов, с длинными боковинами, доблестную, запряженную двумя лошадьми – быстрыми, выносливыми, большеухими, добрыми, скачущими, с раздутыми ноздрями, с широкой грудью, с живым сердцем, с высоким пахом; у них широкие копыта и тонкие, мощные ноги. Лошадь серая, с широким крупом, скачущая, как рысь, с длинной гривой под одним ярмом колесницы. Лошадь черная, кудрявая, быстроходная, с широкой спиной – под другим ярмом. Были подобны ястребу, слетающему со своего гнезда в день жестокого ветра, подобны порыву раннего весеннего ветра в мартовский день, подобны оленю во время гона в первом прыжке от собак со своего лежбища две лошади Кухулина, запряженные в колесницу. Они потрясали и ударяли землю, словно шли по блестящим огненным плитам, догоняя войско».[2]
Этот пассаж переведен с одного из кельтских языков – ирландского. Он пришел из эпического сказания («Похищение быка из Куальнге», записанного в христианскую эпоху, однако по сути своей принадлежащего к героическому веку, к эпохе языческих кельтских народов. Тон его совершенно кельтский, и он вполне выражает все эмоции и пылкие чувственные удовольствия этих беспокойных варваров: пристальное и детальное наблюдение за природой и живыми предметами, которое играло огромную роль в развитии великолепного стиля кельтского искусства: смелые и преувеличенные описания превращали обычное событие в славный подвиг, а грязного, тщеславного и инфантильного воина – в великого и бессмертного героя; жажду битвы и кровопролития; неуемное упоение самим использованием слов. Все это присутствует в эпическом кельтском сказании, на этих страницах – весь мир языческих кельтов.
Цель этой книги – рассказать о языческом кельтском мире, о том, как он возник, какие люди в нем жили, что они делали и какую жизнь вели изо дня в день. Наш рассказ, конечно, будет ограничен, во-первых, местом, которое было нам предоставлено для такого исследования, а во-вторых – и ограниченностью самих данных, и нашей способностью их интерпретировать.
