1.
Я подъехал к одноэтажному, сложенному из сосновых бревен дому,
когда уже почти стемнело. Пыль, сырость, запах необработанных
сосновых досок использованных для обивки стен, — все это ударило
мне в нос, как только я открыл тяжелую входную дверь.
Повернул рубильник и в коридоре загорелся свет. Надо растопить
камин и поискать что - нибудь выпить!
Я прошел в комнату, служившую гостиной. Напротив камина,
сложенного из дикого камня, стояли два плетеных кресла. Чуть ближе
к окну дубовый стол. На обитых сосновыми досками стенах висели пара
старых картин на охотничью тему, волчья шкура и несколько рогов
оленей и косуль. Среди них выделялся пожелтевший от времени череп
необычного зверя с пулевым отверстием во лбу.
Над камином на деревянном, покрытым темным лаком медальоне,
красовалась мохнатая голова кабана с грозно торчащими клыками. Под
головой висели старый Мосинский карабин и медный, обтянутый
коричневой кожей, охотничий рог. Из гостиной выходило две двери
одна на кухню, другая в небольшую спальню.
Я разжёг камин. Поначалу он сильно дымил, но потом прогрелся и
дыма стало поменьше. Пошарив в старом, сделанном из сосны буфете, я
нашел целую бутылку ячменного виски и чистый стакан.
Плеснул на дно янтарного напитка и сделал глоток. Я уже привыкал
к тишине в доме и к мысли о том, что на всю округу я совсем один,
снова чувствуя себя охотником, затерявшимся в таежной глуши.
Совсем стемнело. Но в свете восходящей луны, из окна были хорошо
видны высоченные сосны и берег озера. Было заметно, что над озером
поднялся ветер. Сосны скрипели и качали вершинами в такт его
порывам. Когда порывы ветра стихали, воцарялось какое- то
непривычное, пугающее меня молчание. Становилось так тихо, что
казалось, было слышно глубокое дыхание озера.
Я невольно залюбовался освещенным лунным светом пейзажем.
Красивое место! Почти двадцать лет живу в штате Нью-Йорк и до сих
пор не устаю любоваться этой, проникающей глубоко в душу,
красотой.
На меня неожиданно накатила меланхолия. Что бы хоть чем -то её
разбавить я подошел к стоявшему в углу на маленьком столике
старинному радиоприемнику и щелкнул тумблером. Из динамика полилась
мелодия сентиментального французского шлягера шестидесятых годов.
Это было намного лучше трескучего рэпа и нудных завываний
Моргенштерна.
