«Такова уж человеческая натура: мы
никогда
не видим своего положения в
истинном свете,
пока не изведаем на опыте положения
еще худшего,
и никогда не ценим тех благ, какими
обладаем,
покуда не лишимся их.»
Даниэль Дефо, Робинзон
Крузо
Я открыл глаза. Черное Солнце уже свалилось за горизонт, поэтому
можно было выбираться. Сегодня будет много работы. Гады почти
разобрали первую стену, а я даже не услышал, слишком погрузился в
себя. Надо быть осторожнее, нежити наглеют с каждым днем.
Я обошел блиндаж кругом, как делал всегда. Первая часть ночи
обычно уходила на то, чтобы поправить разрушенное. Это было важно.
Важнее всего остального.
Закидать назад доски, растащенные гадами за день. Укрепить стену
номер два и поправить внешнюю границу – узкую линию обломков,
выложенных вкруг по земле. Она не сильно защищала, но давала
небольшой выигрыш во времени – гады научились растаскивать их на
второй или третий день, но я все равно каждый раз восстанавливал
первый оборонный рубеж. Подумывал о втором…
Гадов, приходящих каждый день из леса, я про себя называл
Гансами. Так было привычнее. Враги они враги и есть, на какой бы
стороне ты ни находился. Тот, кто хочет тебя сожрать – это точно
враг. С этим хотя бы непоняток не возникало.
Я застрял на Темной Стороне в самом конце Черного Дня. Прибежал
назад, когда все уже было кончено, и увидел обломки избушки. Ночь
прошла как-то сумбурно, зато рассвет сразу расставил все по местам.
С первыми же лучами из леса потянулась нежить, пришлось быстро от
нее прятаться.
К моему счастью, избушка обрушилась «шатром». Толстые, черные от
времени бревна переломились как спички, но все-таки держали сами
себя. Это было спасением. Под ними нашлось местечко, – достаточное,
чтобы один взрослый мужик мог заползти как червяк и спрятаться. От
всего. От целого мира, который почему-то упорно пытался до него
добраться.
Весь первый день вокруг меня бродили давно мертвые животные и
выли на разные голоса. Затем к ним подтянулись другие, вроде как
люди… Гансы проклятые! Я затаился. Единственной удачей стало то,
что бревна и доски сохранили способность удерживать нежить.
Избушка, даже разрушенная, давала мне защиту. Гансы не могли к
обломкам толком прикоснуться. В первый день попробовали, но
запищали и сразу разбежались. Потом, конечно, вернулись. Теперь они
стали хитрее, пробовали растащить завал, не прикасаясь к доскам, и
у них получалось все лучше. Как только они научатся это делать, мне
хана, чего уж тут говорить. Но пока мое укрытие и я держались.
