Если тебя незаслуженно
обидели
– вернись и заслужи.
Сегодня меня перевели в новую камеру – клетка три на три на
самом нижнем уровне Цитадели. Ведьма, которую там держали, ночью
умудрилась повеситься, и я ее очень даже понимаю. Ну а в свободную
обитель поселили меня – мне место в самой глубокой дыре, и здесь я,
скорее всего, и околею. Так мне сказал мой тюремщик, паладин
Каросс, и добавил: это если мне повезет.
Если мои подсчеты верны – сегодня исполняется примерно два года,
как я нахожусь в самой охраняемой тюрьме мира, плюс-минус десять
дней. Земных лет, в смысле, тут в году примерно дней триста
пятьдесят. Считать время довольно просто: кормят дважды в
сутки.
Второй показатель времени – Изетта. С момента нашей встречи она
из примерно пятнадцатилетнего подростка вымахала в довольно крупную
и крепко сложенную девицу лет семнадцати, и свои игрушечно-парадные
доспехи уже сменила на облегченные боевые. Оно и понятно: ее юность
проходит в тренировках, а не в темнице, как моя.
Изетта навещает меня довольно регулярно, чтобы я не заскучал,
видимо. Собственно, она – мое единственное развлечение здесь.
Точнее, даже не совсем она, а мои мысли о ней.
А еще точнее – о том, как я убью ее, если когда-нибудь сумею
выбраться из клетки.
Я познакомился с Изеттой на второй день своего пребывания здесь,
и нашу встречу мне не забыть никогда, я помню ее до мельчайших
подробностей.
Тогда мной владело бесконечное отчаяние, я был психически
подавлен и раздавлен морально. В самом деле, вот я засыпаю с мыслью
о том, что завтра утром покину застенки колонии и вернусь в
«родной» детдом, а просыпаюсь… здесь. В сырой камере на соломенной
подстилке, со странными оковами на руках, ногах и шее. Странными –
потому что они не были соединены цепями, но зато их покрывали
руны.
Поначалу я искренне недоумевал, как это меня так незаметно
перенесли в карцер, и главное – зачем? За все свое заключение я не
побывал в карцере ни разу, вел себя примерно, и досрочно-условное
освобождение уже не за горами, считанные часы оставались… Потом я
начал сомневаться, что хотя бы в самой захудалой тюрьме для
взрослых есть настолько убогий карцер, с неровным каменным полом и
соломой, а в колонии для несовершеннолетних такого варварства тем
более не могло быть…
Потом были долгие часы воплей, криков, жалоб, под конец – мольбы
охрипшим голосом. Но никто не пришел, чтобы хотя бы ответить на мои
вопросы, и даже соседние камеры пустовали. А затем, когда я сидел у
решетки в состоянии полнейшего отчаяния и ужаса, появились мои
тюремщики.
