- Папа! Папуля! Как же я соскучилась!
К Никите, сломя голову, бежала дочь. Сашенька. Косички смешно подпрыгивали, словно две маленьких пружинки. К груди Саша прижимала куклу - ее он подарил дочери на прошлый день рождения. Вроде, ничего необычного - мягкая игрушка в виде девочки с точно такими же забавными косами, как у Сашули. А надо же - дочка с подарком не расставалась.
У них с женой получилась чудесная малышка. Темноволосая и голубоглазая. С серьезным взглядом и такими же высказываниями, от которых порой падали со смеху все кругом - настолько весело было слышать их из уст такой крохи.
- Саш! Осторожно, папу испачкаешь.
Есения, улыбаясь и качая головой, подошла следом за дочерью.
- Привет, - мягко поздоровался Никита с женой.
Бывшей, к слову сказать. Впрочем, с недавних пор Константинов собирался это исправить. Потянулся за поцелуем, но Еся лишь скользнула губами по щетинистой щеке.
- Колючий, - наморщила она нос и отстранилась. Втянула аромат дыма. - Мммм! Шашлык, да еще и мой любимый!
- Фирма веников не вяжет, - ухмыльнулся Никита. - Айда к столу.
Есения помотала головой. Константинов невольно завис взглядом на лице жены. Румянец очень ей шел, и сейчас Еся выглядела особенно привлекательной. Один черт разберет, почему. То ли соскучился по ней донельзя, то ли просто раньше как-то не замечал, насколько она красива. Темные волосы, светло-ореховые большие глаза. И губы такие, чуть припухлые, сочные. Целовать их захотелось.
- Не могу, - ответила Есения и, потрепав дочь по макушке, улыбнулась Никите: - Вон Сашку покорми. Но много не давай. Пусть по чуть ест, а не до отвала. Она от тебя в прошлый раз с коликами приехала.
Сашенька мгновенно насупилась. Видимо, заболевший живот должен был стать секретом.
- Слушаюсь! - согласился Никита.
Он ощущал какое-то странное чувство потери. Вроде бы Есения всего лишь не могла остаться с ним и Сашей, а ощущалось это так, словно у Константинова отняли что-то бесценное.
- А чего не останешься? - как можно спокойнее спросил он, а сам вцепился взглядом в лицо жены.
- Дела, - пожала плечами Еся, щеки которой заалели сильнее.
Никита мгновенно напрягся. Нехорошее предчувствие зародилось в душе и теперь расползалось по нутру.
