Столица, 2-й год Анва [1]
Старая усадьба на Пятой линии [2]
была как из повести о поэте Ёсиминэ но Мунэсада, который укрылся от
дождя в таком же бедном и разоренном доме. Обнищавшие хозяева
поднесли ему блюдо из трав и дайкона, а вместо хаси подали сливовые
ветки с распустившимися уже цветами.
Словно об этом доме и написано:
развалина развалиной, Пятый Западный квартал. Вот только сливы нет
у ворот. Хотя доносится откуда-то аромат: до Нового года [3] еще
десять дней, неужели какая-то раньше времени зацвела?
— Вытащили из повозки, — Садамицу
кончиком лука указал на широкую дорожку, прометенную в пыли крыльца
подолом пятислойного девичьего платья. — Там она еще
сопротивлялась. Здесь уже нет.
Райко прошептал молитву Будде Амида и
ступил на крыльцо. Пригнулся, входя в дом, но все равно задел
шапкой-эбоси за перекошенную балку. Клекочущий серый ком обрушился
сверху, обдал трухой, запахом мышей и птичьего помета — а потом, у
самого пола взлетел и вырвался из дверей, словно бес, напуганный
священными бобами в Сэцубун [4].
— Сова, — спокойно сказал Цуна.
Кинтоки ругался, вытряхивая из волос
мусор.
Да, вряд ли он здесь дождался бы
сливовых хаси — даже если бы пришел скоротать дождь, а не вытропить
убийцу по кровавому следу. Дом был не просто запущен — заброшен.
Несчастная не жила здесь в окружении постаревших служанок и сов. Её
принесли сюда убивать.
Девушка лежала в дальних покоях.
Ароматные шелка раскинулись по полу, как и черные волосы — на
восемь сяку [5] во все стороны. Найти ее было легко — по следу в
пыли и проломленным бамбуковым занавесям.
Райко присел и разжал кулачок убитой.
Подцепил с мягкой ладошки несколько длинных волосков. Удивительно
светлых – собачьи, что ли? Нет, человечьи. Вымазаны какой-то
красной дрянью, вот и след у девушки на руке…
— Господину надлежит удаляться от
скверны, — тихо сказал сзади Цуна.
За его спиной сопели двое
стражников-простолюдинов. Можно — нет, должно было — поручить тело
им. Райко даже подумал об этом. Но хотелось сделать что-то для
девушки, чей скорбный дух, казалось, еще не покинул этого
места…
— Позовите монаха, — сказал он
стражникам. — Лучше всего — преподобного Гёсо из храма на
перекрестке Четвертой и Западной Хорикава. Скажите — за мой
счет.
Стражник, на которого Райко посмотрел
при этом, тут же поклонился и вышел. Райко опять пригнулся,
разглядывая тело — и понял, откуда запах сливы: шарф мертвой
пропитан сливовым ароматом. Райко придал телу благопристойную позу,
лицо шарфом прикрыл. Все, что нужно, он уже разглядел.
