Эту ночь наш герой Оливье де Морнэ провёл в Лионшармском лесу; Джеймс Уолт настоял на том – чтобы он оставался. Француз не смел возражать – тем более что, пойти было некуда. Здесь же, в доме» Береговых Братьев», к услугам новоявленного капитана морского флота, Джеймс Уолт предоставил отдельное помещение, удобное во всех отношениях. Здесь можно было с комфортом разместиться, а заодно поесть.
И, наутро, когда Оливье покидал гостеприимный Лионшармский лес, прежде он плотно позавтракал.
Сказав друг другу при расставании» до встречи,» друзья разошлись.
Уолт – не покинул леса; а вот Фариболь, – отправился спешно на пристань, где, – как помнит читатель, – ему предстояло принять под своё командование фрегат» Победоносный.»
Матросы, думал он, конечно ждут его, своего нового капитана.
«Они уже выстроились на палубе?» – спрашивал сам себя он, стремительно уступая по пристани.
– «Победоносный? «Здесь неподалёку! – подсказал один из проходивших мимо портовых грузчиков.
– «Победоносный», – дойдя, прочёл наконец и сам де Морнэ.
Только что – то никто не встречал его, с бортов судна не до носились ни звука; с других кораблей – соседних – раздавались брань и ругань, а здесь ничего похожего.
– Что это значит? – стиснул зубы Фариболь. – Где команда?
Наш герой, по канатам, взобрался на судно.
– Чёрт возьми! Здесь есть кто – нибудь? – закричал капитан
Но ему никто не ответил, даже эхо, и то промолчало.
Пока Оливье раздумывал над этой, ни бог весть откуда свалившейся на него странностью, он нечаянно поскользнулся, – а это была отличная которое, – вызвало в парижанине приступ гнева, который сделался ещё более неудержимым после того, как шевалье, при более тщательном осмотре палубы, выглядел и другие нелепости. Вся палуба сплошь была завалена едою, а вернее будет сказать её объедками; костями, огрызками и прочими отходами. Воняло тухлостью и затхлостью. От всего увиденного – тошнило, а уже само нахождение на судне, становилось просто противным. Вспомнилось слова губернатора: «… он в хорошем состоянии и думаю послужит ещё не раз.»
– Это точно, – заметил с досадой парижанин. Он открыл дверцу люка, ведущую в трюм, от туда, – как ему показалось, – раздавался звон стали, и грохот ломаемой мебели.
