Невинная девушка с мешком золота

– Великая Тартария по всей своей совокупности разделяется на три части. В одной из них живут мунгалы, в другой – ниппонцы, в третьей – те племена, которые на их собственном языке называются ерусланцами, а на нашем – тартарами. Тартаров отделяет от ниппонцев река Данаида, а от мунгалов – Тигр и Евфрат. Самые храбрые из них мунгалы, так как они живут дальше всех других от Провинции с её культурной и просвещённой жизнью; кроме того, у них редко бывают купцы, особенно с теми вещами, которые влекут за собой изнеженность духа…

«Ну вот, – подумал молодой дворянин Лука Радищев. – Снова-заново. Дошли наконец до „Слова о полку Кесаревом, Кесаря Александровича“. Опять слушать эти позорные римские придумки – как нас Кесарь бил, а мы от него бегали. Хотя все знают, что всё было как раз наоборот. И нынче мы их бьём, и раньше били. И никакие мы не тартары и не мунгалы, не говоря уже об ниппонцах. Может, и народа такого нет – ниппонцы. Кто их видел? И рек таких нет, чтобы звались Тигр и Евфрат, а есть реки Потудань и Посюдань, и даже не реки, а одна река… Ох, напрасно меня батюшка в эту Церковно-Приходскую Академию отдал… Скорей бы уж Большая Перемена…»

Как видно, мысли Радищева попали как раз в ухо Тому, Кто Всегда Думает О Нас.

Во всех многочисленных церквах стольного града Солнцедара ударили колокола, а флюгеры на их куполах разом повернулись в другую сторону.

– Большая Перемена! Большая Перемена! – тревожно загудели студенты.

Лектор, отец Гордоний, побледнел, отшвырнул проклятую отныне и до следующей Большой Перемены книгу в дальний угол, достал из-под кафедры чёрную рясу, напялил её поверх светского кафтана, потом ещё раз нырнул под кафедру и обрёл там совсем другую книгу – не какие-нибудь там римские придумки, а «Повесть временного содержания» – исконную и подлинно ерусланскую летопись. Повесть носила такое название потому, что содержание её постоянно менялось по требованию очередного государя.

Студенты, которым от этого часа и до следующей Большой Перемены надлежало именоваться учениками, терпеливо наблюдали за делами отца Гордония. Многие из них учились тут чуть не по десятку лет и пережили не одну Большую Перемену вполне благополучно, поскольку всё ещё числились в недорослях.

Отец Гордоний самым тщательным образом приклеил полагающуюся по его нынешнему чину наставника бороду, потом усы. Усы были чёрные, а борода – рыжая. Но смеяться никто не стал: ужо ГЛАВА Академии, отец Мортирий, с него спросит за путаницу!