[1]
Звали ее мисс Сидли, работала она учительницей. Ей приходилось вытягиваться во весь свой маленький рост, чтобы писать в верхней части доски, что она сейчас и делала. За ее спиной никто из детей не хихикал, не перешептывался, не пытался съесть что-нибудь сладенькое. Они слишком хорошо знали мисс Сидли. Она всегда могла сказать, кто жует жвачку на задних партах, у кого в кармане рогатка, кто хочет пойти в туалет не по нужде, а чтобы поменяться открытками с фотографиями бейсболистов. Как Господь Бог, она знала все и обо всех.
Волосы у нее поседели, а сквозь тонкое платье проступал поддерживающий позвоночник корсет: в последние годы ее замучили боли в спине. Хрупкая, вечно страдающая, косоглазенькая женщина. Но дети ее боялись. Ее острый язычок сек, как розги. А от взгляда, если он падал на хохотунью или шептуна, даже самые крепкие колени превращались в мягкую глину.
Она писала на доске длинный список слов, которые в этот день предстояло разобрать по буквам, и думала о том, что об ее успехах в долгой и многотрудной учительской карьере можно судить по поведению класса: она могла повернуться к ученикам спиной, не опасаясь, что те тут же займутся своими делами.
– Каникулы, – озвучила она слово, которое выводила на доске. – Эдуард, пожалуйста, используй слово «каникулы» в каком-нибудь предложении.
– На каникулы я ездил в Нью-Йорк, – без запинки ответил Эдуард. Как и учила миссис Сидли, главное слово он произнес четко и размеренно: ка-ни-ку-лы.
– Очень хорошо, Эдуард. – И она перешла к следующему слову.
Разумеется, у нее были свои маленькие хитрости. Успех – это она знала четко – зависел и от мелочей. В классе она никогда не отступала от этого принципа.
– Джейн.
Джейн, которая яростно пролистывала учебник, виновато подняла голову.
– Пожалуйста, закрой книгу. – Книга закрылась. Взгляд светлых глаз Джейн, полных ненависти, уперся в спину мисс Сидли. – После занятий останешься в классе на пятнадцать минут.
Губы Джейн затряслись.
– Да, мисс Сидли, – покорно ответила она.
Мисс Сидли очень ловко использовала свои очки с толстыми стеклами, и ее всегда забавляли виноватые, испуганные лица учеников, когда она ловила их за неположенным занятием. Вот и теперь она увидела, как искаженный, перекошенный Роберт, сидевший в первом ряду, скорчил неодобрительную гримаску. Но ничего не сказала. Пусть Роберт еще немного подергается.