Я лежал в палате… Вернее, лежало то, что от меня осталось. Воспоминания, роившиеся в голове, раздражали все больше и больше. В последнее время чаще стали приходить мысли о том, для чего выжил, почему не остался там, на поле боя, где погибли десятки моих товарищей? Мне казалось, это был бы лучший исход. Я смотрел на потолок, который стал за эти тягостные недели моим собственным миром: изучена каждая трещина, проложены маршруты насекомых, которые иногда пробегали по нему.
Уже больше двух недель меня не выводили из палаты на прогулку, на свежий воздух. Я стал заложником этой комнаты. Ежедневно, около пяти вечера, в палату врывалась служащая пансионата – смуглая азиатка Тито. Она была крупная, ростом где-то под сто девяносто сантиметров. Я не мог себе представить, что азиаты могут достигать таких размеров, если их не готовили специально для борьбы сумо. Однако в наше время об этом искусстве практически забыли… О многом забыли в этом хаосе, что захлестнул Вселенную.
Женщина с грохотом открывала дверь в комнату, начинала кричать и ругать всех на свете. Другого от нее я никогда не слышал. Она не любила свою работу. Да и за что ее любить: таких калек, как я, здесь было около сотни, и каждого нужно вымыть, провести санобработку, убрать испражнения. Она старалась все сделать побыстрей. Женщина брала меня одной рукой, поднимала с кровати, а другой резко срывала подгузник. Да, да, именно подгузник! Она относила меня в душевую кабину, где было сделано специальное приспособление для таких немощных, какими мы здесь все были, и открывала воду, смывающую запах и грязь, от которых, казалось, я никогда не избавлюсь. Несмотря на ее грубость, для меня это были самые приятные моменты в последние две недели. Пока я находился в душе, она меняла белье. После этого азиатка приходила за мной и, не вытирая, зло бросала на кровать. Сплюнув на пол и добавив какое-нибудь непристойное ругательство, она с презрением оглядывала меня перед тем, как уйти. Я смотрел ей вслед – ее походка вызывала улыбку. Женщина, как медведь, переваливалась с одной ноги на другую, покачивая бедрами, которые тряслись как холодец.
Дверь закрывалась, и в комнате вновь воцарялось одиночество. Я оставался один на один с собой, со своим выдуманным миром и тараканами, которые получили от меня в подарок прозвища – имена кораблей, на которых мне довелось летать.
