Паренька трясло. В самом прямом
смысле слова, от дикого, даже пещерного ужаса, усугублённого
паникой. Об этом недвусмысленно свидетельствовала его поза – он
забился в щель за одним из многочисленных контейнеров, сжавшись в
комок и обхватив колени руками. Мало того, ещё и изо всех сил
вжимался спиной в ржавую переборку грузового трюма, но каблуки
периодически скользили по палубному настилу, и парень раз за разом
сползал по шершавому металлу, ударяясь копчиком. Впрочем, на это он
не обращал внимания, да и повреждённый коррозией металл по вполне
понятной причине не собирался принимать в свои объятия тщедушное
тело. Пареньку оставалось лишь полагаться на спасительную тень да
не самое качественное освещение в огромной полости в утробе корабля
– банального грузовика-контейнеровоза, каких не счесть на
оживлённых космических трассах Протектората Росс.
Справедливости ради надо отметить,
что все эти нюансы укрывшийся за контейнером напуганный
человеческий детёныш – лет тринадцати-четырнадцати на вид – вряд ли
осознавал, поскольку действовал на рефлексах. Мозг до сих пор
отказывался верить в реальность происходящего, даже несмотря на
целую неделю, миновавшую с похищения. Привычный мир рассыпался в
миг, хватило одной оплеухи, отвешенной явившим свою истинную
сущность воспитателем – слишком уж разительным получился контраст
между всегда внимательным и предупредительным Венедиктом
Вольдемаровичем, гувернёром-нянькой, и главарём шайки киднепперов
Франтом – именно так звали между собой начальника его подручные
числом трое. Даже, скорее, не сам контраст, а та скорость и
лёгкость, с какой интеллигентный слуга превратился в безжалостного
зверя. Паренёк лишь раз осмелился посмотреть ему в глаза, и этого
оказалось достаточно. Плюс незнакомое и крайне неприглядное
окружение – тот самый грузовой трюм. Как он здесь оказался, парень
не знал. Последнее, что он помнил – как прикорнул в «кэбе»,
возвращаясь в сопровождении верного Венедикта Вольдемаровича из
гостей. А потом сразу гулкий зал, забитый контейнерами, ящиками и
просто наваленной горками разнообразной тарой, психованный негодяй
Франт и боль пополам с обидой. Немудрено, что в такой обстановке
все внушаемые с малых лет установки на честь, самоуважение и
стремление бороться с обстоятельствами до победного конца сами
собой куда-то испарились, уступив место сначала испугу, а затем и
животному ужасу.
