Несколько предуведомительных слов
Уголь отдает тепло, сгорая, – книга выделяет тепло, когда ее читают. Чтение – процесс культурно-энергетический, и культуру правильно сравнивают с надышанным теплом – заботливо сохраненным жаром человеческого дыхания.
Я посвятил свою работу книгам нашего детства, так как в «гутенбергову эпоху» легче, кажется, сыскать пресловутого снежного человека, нежели человека, чья жизнь никак не связана с книгой. Несмотря на вторжение новейших информационных систем, чтение остается одним из самых заметных, самых влиятельных обстоятельств нашего социального и культурного бытия. Если бы я был беллетристом и сочинял роман из современной жизни, то, по справедливости, должен был бы изобразить своих героев читающими, а круг чтения сделать существенной характеристикой персонажей. Вот почему «Книги нашего детства».
Книга, как я пытаюсь ее осмыслить и описать, предстает в триедином облике. Во-первых, она – накопитель культурных традиций, полученных из прошлого. Во-вторых, она – воплощение нынешнего дня с его заботами, представлениями, ценностями – и воплощение личности автора, тоже не абстрактной величины, тоже человека не без роду-племени. В-третьих, книга – письмо в грядущее, свидетельствующее о настоящем, стремительно уходящем в прошлое. Связь времен пресеклась бы – не фигурально, а в самом прямом и жестоком смысле, – если бы соединяющая времена цепь не состояла из таких поразительных звеньев.
Я назвал свою работу «Книги нашего детства», так как речь здесь пойдет о детских книгах – сказках. Сказка – вымысел, то есть «ложь», хотя в ней, возможно, имеется некий «намек – добрым молодцам урок». Нужно ли объяснять, сколько правды в этой заведомой – по определению – лжи? Как мало, в сущности, могут добавить остальные книги к простому факту, отображенному в сказках: добро – обаятельно, самоценно и противостоит омерзительному злу!
Детские впечатления от сказки закрепляются в нашем сознании на всю жизнь, и как жалко, что мы уже не различаем в слове «впечатления» его корневую «печать», «впечатанностъ». Сказка впечатана в нас навсегда – крупным шрифтом наших детских книг. Может ли человек, задумывающийся над судьбами культуры, быть равнодушным к сказкам?
