Дорогой читатель! События, рассказанные в этой книге, действительно происходили в смутное советское время. Конечно, имена и фамилии моих героев были изменены, чтобы сохранить их… у-у-упс! Вот тут мы и натолкнулись на полное отсутствие нужного в данном случае слова в русском языке. Может, оно нам и вообще ни к чему, это понятие, называемое в английском языке PRIVACY?
Не знаю, как теперь, поскольку я уже около 30 лет живу в Америке, но в советское время о PRIVACY мало кто заботился. Большинство советских людей о таком слове и понятии, вероятно, даже и не догадывались.
Многое изменилось в России, да и во всем мире, за эти годы, но то время, какое бы смутное оно ни было, было временем нашей юности, наших надежд, нашей дружбы. Тогда, в той России, нам вечно чего-то не хватало, мы чувствовали себя обобранными, оболваненными, наглухо запертыми в душном нашем неуютном отечестве, но единственное, чего у нас было действительно хоть отбавляй, – так это юмора. Моя бабушка однажды заметила: «У нас очень легко быть счастливым, – вот пришел в магазин, а там селедку дают, – купил и стал счастливым, потому как могло ведь ее там и не быть!»
В этой книге я постарался предоставить возможность читателю заглянуть в то время, увидеть, как мы там жили, о чем мечтали. Время это прошло и, вероятно, никогда больше не повторится, и именно поэтому я и почувствовал необходимость рассказать о нем.
Часть первая: «Воронья слободка»
Максим жил в хрущобе, на пятом и последнем этаже, в коммуналке из трех комнат, с невообразимо крохотной кухней, но с раздельным санузлом. Райончик тоже был не ахти, как говаривал один приятель Максима: «Тут каждый второй с подбитым глазом».
Вообще-то, Максиму повезло, не многие его сверстники могли похвастаться такой роскошью, как собственная комната, хотя бы и в коммуналке. Большинство из них в свои 25–26 лет жило с родителями, частенько тоже в коммунальной квартире, и хорошо еще, если не в одной комнате. Когда-то в этой комнате жили дедушка и бабушка Максима, и, чтобы «площадь» не пропала, родители постарались прописать туда Максима, и, после смерти бабушки и дедушки, он стал полноправным наследником их жилья с законной пропиской.
Шел 1981 год, после провала Олимпиады 80-го года, когда западные страны выразили свой протест против советского вторжения в Афганистан бойкотом Олимпийских игр в Москве, советская сторона ответила полной отменой выездных виз в Израиль, и многие, уже сидевшие на чемоданах, попали в отказ. В их числе оказалась и семья Макса. У Максима была старшая сестра, уехавшая с семьей формально в Израиль, а на деле в Америку, еще в 1978 году. Родители их ехать никуда не собирались, но под напором Максима и его сестры все же решились подать заявление на выезд в 1980 году. И вот, на тебе, все дело застопорились на неопределенное время. Максим к этому моменту уже закончил «Муху» и теперь зарабатывал на жизнь наглядной агитацией. Иногда он пошучивал относительно своей работы – малюю профили Ленина то влево, то вправо.
