Ночь манила острыми запахами и
долгожданной прохладой. Переливалось белым сиянием озеро,
покачивались ветви ивы, подмигивала из-за тучи луна. Небо
раскинулось темным бархатом, украшенным серебристой вышивкой,
ветерок путался в шуршащих ветвях рогоза. Горько пахло тиной, а от
земли тянуло теплом, оставшимся после жаркого дня.
Хорошо все же тут, спокойно. Ни
суеты, ни вечной тревоги. Ни угрызений совести...
Совесть. Она не давала спать ночами.
Тревожила, шептала на ухо, грызла и грызла и без того истерзанную
душу. Высекала на камне памяти каждый вздох, каждый стон очередной
жертвы. Жгла огнем и убивала холодом, когда думалось — а что будет
там, за гранью? И как сильно заставит Айдэ заплатить за сотворенное
при жизни?
— Но разве я виноват? — прошептал
он, глядя в немое небо.
Жертва за спиной дернулась в осоке,
ответила глубоким стоном. Протяжно, будто жалуясь, скрипнула сосна,
плеснула где-то рядом рыба. Тварь вновь заурчала, довольно
зачавкала, забирая из жертвы остатки жизни.
Хорошо... значит, скоро
закончится.
И плохо... потому что закончится так
же и его свобода.
А был ли он когда-то свободен?
Честно говоря, он и не помнил.
— Ну и зачем?
Вопрос застал врасплох, но и вызвал
на губах усмешку. Брат появился бесшумно, дозорные — они такие,
умеют появляться не вовремя. Ненавистный, живший до сих пор слишком
хорошо. Слишком удобно. И без жертв. Завидно-то как... до боли.
— Потому что мне захотелось, —
ответил он.
— А я и думал, откуда? Кого ты на
этот раз поймал?
На озере было так мирно, так
спокойно. Но пришлось обернуться, чтобы встретиться с братом
взглядом. Что было в том взгляде? Понимание? Боль? Сожаление? Много
чего. И лучше от этого не становилось. Какая чистая прозрачная
ночь... когда выходит наружу самое сокровенное и никуда от этого не
скрыться.
Он ненавидел ночи.
Он уже давно не мог спать.
Но сегодня было иначе...
Брат опустился перед жертвой на
корточки, провел пальцами по искаженному болью, уже начинавшему
иссыхать лицу, откинул со лба золотистую, наверное, прядь. Ну и
зачем? Зачем их жалеть? Чтобы стало еще больнее?
— Эли. Почему рожанка?
— Жалеешь, дурак. А ведь она
нечисть, не заметил? Тогда какой же из тебя дозорный?
Хороший дозорный. До сих пор отлично
прятался, не найти. И какое облегчение сказать, что это скоро
закончится.
